только что чуть было не сшиб негра, обвешенного с ног до головы, словно амулетами, маленькими эйфелевыми башнями. Интересно, как бы смотрелся почерневший труп этого города, будь на его на гигантской груди столько эйфелевых башен?
В просторном операционном зале уже было полно полицейских, и двое из них держали под руки, как выяснилось, преступника – очень высокого, скорее, впрочем, длинного, чем высокого. К тому же голого.
Одна из служащих банка в диком возбуждении, захлебываясь, пила из стакана воду и пыталась пересказать какую-то чушь:
– Этот тип, месье, он к нам ходит круглый год. И все ку-ку. Каждую неделю ку-ку. Ку-ку, девочки, ку-ку.
Жан заглянул в глаза придурку. То же самое сделала и служащая. «Крыши у них, что ли, поехали?» – подумал Жан.
– Я же вас предупреждала… что это такое… – засеменила языком служащая, – кто так здоровается? Что за безобразие… Я же вам говорила: не кукуйте здесь!
– Так, все, хватит, – остановил ее Жан. – Сержант, задокументируйте, кто и при каких обстоятельствах задержал преступника.
– Я! – гордо заявила все та же служащая. – Месье, как только он вошел весь голый, ну и опять: ку-ку – и вдруг запрыгнул на стойку перед кассой, как петух, пролез сквозь решетку – и к сейфу…
– Объясните месье Пьеру, – попытался вежливо прервать ее Жан.
Когда сумасшедшего выводили и сажали в машину, Жан краем уха слышал, как служащая рассказывала, что она, схватив за ногу преступника, в течение тридцати семи минут удерживала его болевым приемом.
От всего услышанного Жан почувствовал боль в области печени. Дай бог, температура была тридцать семь.
– Хороша женщина? – спросил Жан у Кукушки.
– Хороша, – смутившись, ответил тот.
По глазам Жан увидел, что в башке этого парня происходит то же самое, что и в его собственной.
Да, они оба влюбились – в женщин, им уже недоступных.
– А почему голый пришел? Чтобы лица никто не запомнил?
– Чтобы произвести впечатление! – гордо дернул бровью горе-грабитель.
– Кукушка, Кукушка, сколько будешь сидеть? – спросил Жан.
Когда солнце, словно сырой желток из разбитой скорлупы дня, коснулось языка Эйфелевой башни, Жан прогуливался между пустеющими рядами филателистов и разглядывал марки с балеринами, космонавтами и женщинами времен Ренессанса.
Инстинктивно же он искал птиц, особенно кукушек, и он их нашел – уже после того, как торговцы значками подсказали ему страну производителя значка – Россию. Два араба, менявшие валюту по сходной цене, пытались всучить Жану австралийские доллары. Фальшивку.
Если взять вышедшие из обращения аргентинские аустралии и отрезать боковую полосу с надписью: «Аргентинский банк», то остается лишь наименование банкнот, очень похожее на название страны.
Так время разделяет день и ночь, так солнце достигает Австралии.
Всё в этом городе, не только арабы, но и день, и ночь, – сплошь фальшивомонетчики.
Инфляция, обменные пункты в банках. Ночью жизнь становится дороже.
Жан