я…
– Мне это ни о чем не скажет, – перебил он мой интеллектуальный вздор.
– Вот скажи, а о чем мне с тобой говорить?
– Обо всем! Разговаривать можно обо всем! И потом…
И потом темноволосая официантка тургеневского типа принесла нам черничный пирог, две квадратные белые тарелки, сухие и плоские.
Я выделяю несколько видов молчания: когда говорить не нужно, ты просто даешь себе возможность раствориться в другом человеке, небе, городе, книге; любой звук, даже самый притягательный и необременяющий, просто-напросто убьет идиллию; бывает молчание-интрига, когда ты оставляешь на домысливание тот или иной факт и, пристально вглядываясь в мускулатуру скул, прогадываешь реакцию – позиция наблюдателя; а бывает молчание, когда хочется сказать правду, но что-то сжимается и выводит диагноз: «Еще не время». Действительно, кто такие мы с Романовичем? Кто такие мы? И есть ли эти самые мы? Мне захотелось убежать, просто бежать от молчания, в тайной надежде, что он остановит, взяв за руку, и хоть что-то сделает ясным в этом сумбурном наборе знаков препинания. Было все, кроме точек, но больше всего вопросов, ни на один из которых я не находила ответов. Глупо искать точку в триллионе запятых.
В детстве я получила прозвище почемучки, я все время хотела понять, как летают самолеты, как зовут аиста, который меня принес родителям, и правда ли, что творог берется из вареников. И каждый день я старалась прожить, находя хоть один ответ с точкой на конце предложения. Тогда я не знала, что каждый ответ порождает все новый вопрос, главный из которых «А как и когда остановиться?»
В такие моменты я иду в туалет. Зеркало отражает меня, и я сама себе задаю часть этих вопросов. Можно поправить кофту, выдавить прыщик и в конце концов улыбнуться выходящей из кабинки женщине, которая через три минуты будет задавать другие, но не менее важные вопросы. За своим столом. Со своим мужчиной.
Я шла по Г-образному коридору в направлении того, что в России именуют буквой «Ж». Почти у дверей я почувствовала запах. Armani? Он стоял и смотрел, как я почему-то застыла и чуть шмыгнула носом в поисках источника, который бил ключом. Гаечным и по нервам. Он просто стоял и смотрел, застыв в дверях туалета с однобуквенным названием «М». Что ни говори – соседние двери туалетов многое определили в общении полов. Гладкий и довольный, высокий, еще выше, чем тогда, и тот же лукавый взгляд и странный оскал.
– И по какой причине ты здесь?
– А ты?
Он затянулся, держа сигарету глубоко между пальцев и облокотившись рукой о стену…
– Я Макс… И я знаю, как тебя зовут. Так что можешь смело сказать мне номер своего телефона.
И непонятно зачем, под давлением нитевидного импульса я назвала ему семь цифр.
– Я позвоню. – Он прошел, проведя рукой по моей, и все. Просто прошел мимо, унося за собой аромат Armani. А я… Я не понимала, что в нем цепляет. Может, просто запах? И мы на уровне чего-то животного – я же говорю, живот, а не сердце, – воспринимаем проходящих мимо? Но почему-то от него журчало что-то возле ключицы и уходило вниз по спине. Сильно вниз.
Есть типаж мужчин, который меня привлекает.