кожей – скулы наружу и глаза, как у великомученицы, рассказала: «Самая ласковая Леснушка моя обеззубела, а я так сроднилась и свыклась с ней, что хоть на мясокомбинат под один обух с ней». Третья, стеснительная до смущения, с глазами, опушенными мохнушками больших ресниц, поведала: «Синенький скромный платочек приспособилась я под коровой петь. Она разнежится, осоловеет, вымя расслабит, уши повянут, глаза истомленные сделаются – хоть целуй ее в такую минуту». Так это «вымя» впечатлило меня в истории, что явилась мне в Гайдпарке, а сообщения по его линии получаю я каждодневно, что и читателю не грех ее предложить. Тем более, что трогательная она, как и писанное выше о доярке из сказовой страны Князя сибирского Ермака. Он бы тоже принял близко к сердцу этот рассказец. Крестьянский, о приимчивой русской душе и спутнице нашей людской жизни из тех, кого зовем мы братьями нашими меньшими, которых «не бил по голове» всегда волнующий мой кровоток Сергей Есенин…
Сага о слове
Слово есть событие в области мысли.
Слово – вспышка света во тьме мироздания, молнийно оно может осветить жизненные пространства. Каждое слово – микророман. Слова роятся, лучатся светом, рождаются, живут, умирают, но и умерев, если не выпала им судьба восстать из пепла, остаются светом, как умершие звезды, испустивши в вечность свой световой поток. Зажегся вот я как Автор словом «проштыкнулся», которое умерло вроде бы в нашей жизни, а два века назад оно могло означать содержанием своим грань трагедии. Если ты проштыкнулся в рукопашном бою, это может стоить тебе жизни: тогда она на штыке врага… А юнчик, что почерпнул из лексики Х века, прелесть же словцо это, означающее малютку, младенчика.
У слова свои метаморфозы. Одно понятие западает человеку в память, второе, третье, с одним смысловым оттенком, с другим. Слово окатывается на язычке, объемнее оно видится. Объемнее и сочнее тогда становится мир. Одно слово вспыхивает афоризмом, другое, бывает, таит в себе характерное воспоминание, эпизод, рассказ целый, повесть, романный зародыш.
Культуре, отрицающей слово, можно только сострадать, и это беда не только литературы, но и вообще современного искусства. Ошеломительно было Автору читать в Интернете о том, что произошло на его родной воронежской земле. На Третьем международном Платоновском фестивале разгорелся скандал. Почти половина зрителей в середине первого акта покинула спектакль таллинского театра №099 «Педагогическая поэма» по мотивам произведений Антона Макаренко и Константина Станиславского. Горожане возмутились обилием мата, переводившегося на русский язык в субтитрах, и обнажением актеров. Они изображали однополую любовь, а один даже снял трусы. Началось же позорное театральное действо с изображения на сцене хоккейной площадки, на которой стоял гроб. Потом вышли босиком 16 прибалтийских юношей и девиц нежного возраста. А к ним из гроба поднялась слегка престарелая мадам,