мурлыкать только котята – громко и не отрываясь от молока.
И Ката прижилась. Она оказалась резвым игривым котенком, носилась за тряпичными бантиками на резинке, с разгону забегала по ковру на стену, караулила меня за дверью и нападала на ноги. Пока она была маленькой, жила в доме. Я выводила ее гулять во двор на бинте. Поводков и ошейников для кошек тогда не было, да и сама идея выгуливать кошку на поводке показалась бы странной и смешной. Я размотала узкий аптекарский бинт и привязала один конец Кате на шею, а второй – к яблоньке, которую отец недавно посадил в конце огорода. Получилось комично – Ката пятилась от яблони, пока бинт не натягивался, и потом замирала, недобро урча. Так и «гуляла», не шевелясь.
Соседи смеялись, особенно тетя Катя.
К следующей весне Ката подросла и превратилась в мелкую шкодливую кошку. С одной стороны усы у нее были черные, а с другой – светло-серые, и с этой другой их практически не было видно, отчего морда Каты казалась еще хитрее и шкодливее, чем была на самом деле. Ката таскала еду со стола, за что была серьезно бита отцом, но все равно продолжала свое дурное дело.
Если на нашем столе еда не обнаруживалась, а такое случалось частенько, Ката шла к соседям. В первую очередь – к тете Кате. Однажды Ката стащила у нее из раковины кусок настоящего сырого мяса с косточкой, которое в раковине размораживалось и на которое в пору тотального дефицита у тети Кати были большие планы. Например, обрезать само мясо и перекрутить его на скромные котлеты, а из кости сварить борщ. Или суп с сытными галушками. Пару раз тетя Катя ловила Кату на месте преступления и один раз даже удачно запустила в нее тапкой, тяжелой от прилипшей огородной земли. Однако даже после этого Ката не образумилась. Более того, она продолжила свое моральное падение иным образом.
В марте Ката стала блудить. Я и подумать не могла, что у нас в округе такое количество озабоченных котов. Они собирались группами или приходили поодиночке, садились на некотором расстоянии от Каты и завывали. Потом начинали драться короткими яростными сцепками, потом поджимали хвосты, разбегались чуть и снова начинали завывать. Ката, казалось, не обращала внимания на настойчивых ухажеров. Она или дремала на солнышке, время от времени потягиваясь, или тщательно вылизывалась, грациозно вытянув заднюю лапу.
Потом коты исчезали, и Ката начинала толстеть животом. А потом появлялись котята. В первый раз я обнаружила их в раскладном диване, внизу, где хранились гостевые подушки. Котята уже были большие, с открытыми глазками, пушистые и игривые. Их было трое. Дед немедленно предложил найденышей утопить, папа отказался.
– Не могу, – коротко объяснил деду.
– А не надо, – сказал дед. – Я сам.
Дед мой был не робкого десятка, охотился на лисиц, собственноручно снимал шкурки с кроликов, да что там – войну прошел. А тут какие-то котята, смешно, честное слово.
– Нет, – сказал отец. – Раньше надо было, пока слепые.
Дед пожал плечами, он искренне не понял причины отказа.
Котята подросли,