бы так и вырос где-то за сценой, невидимый постороннему глазу, и прожил бы свой кошачий век Мурзиком-мышеловом, если бы не склочный характер Полянской, которая никак не хотела смириться с существованием в театре наглой выскочки Леночки. А Полянская смиряться не желала и не могла, слишком много было вокруг этих – смазливеньких и наглых, – готовых, только расслабься, последний кусок изо рта вынуть!
Впервые Мерзик (тогда еще Мурзик) вышел на сцену совсем юным – ему не было месяца. В первый раз играли Островского, и Полянская выступала в роли вдовицы Кругловой, а Леночке досталась роль ее дочери Агнии. Полянской особенно удавались первые сцены, когда Агния-Леночка выказывала непокорность. Уж тут Полянская выливала на нее все свое презрение. Но для спектакля и для Леночки это было как раз к добру, не к худу. Очень все убедительно выходило. Вот и решила Полянская пожертвовать собой, сорвать премьеру. И не просто сорвать, а выставить Леночку кругом виноватой.
К тому времени Мурзик ходил за Леночкой как хвостик, в ее отсутствие жаловался и суетился, так что на время Леночкиных выходов его запирали от греха. А Полянская задумала открыть и выпустить. Казалось бы, мелочь. Но премьерный спектакль испорчен, Леночка разжалована, Шокину как минимум выговор. (Шокина не любила Полянская даже хуже Леночки. И было за что. Лет пятнадцать назад, когда Полянская была еще о-го-го, она пыталась немножечко ухаживать за холостым представительным Леонидом Ильичом, который в те времена тоже был о-го-го и метил в режиссеры, а он тогда очень обидно ее проигнорировал, такое не прощают.)
Сговорившись с униженными и обойденными, которых в каждом театре всегда большинство, Полянская предвкушала победу – оттого спектакль начала блестяще. Она с детским нетерпением ждала, когда Леночка-Агния останется на сцене одна, – тут-то и выскочит из кулисы жалкий Мурзик, и станет путаться в ее пышных юбках, просясь на ручки. Ждать было недолго – всего-то до четвертого явления.
Спектакль шел своим чередом, Леночка-Агния высунулась в бутафорское окно и поддразнивала невидимого Ипполита. И наконец убедила, заманила в дом – Ипполит должен был вот-вот появиться на сцене. На это и рассчитывала Полянская. Что сделает глупая выскочка, когда вместо Ипполита на сцене появится Мурзик? Как будет выкручиваться?
Леночка уже развернулась к кулисе, готовая подать очередную реплику, когда в зрительном зале послышался как бы шорох, а потом отчетливое хихиканье. Она обернулась и увидела, как с другой стороны сцены крадется Мурзик, явно собираясь прямо тут начать охотиться за ее подолом.
– Ах, Мурзик! Как это некстати! – воскликнула Леночка и, нарушив мизансцену, шагнула навстречу котенку и привычно зачерпнула его под пузико. Так что удивленного Ипполита встретила спиной. Стояла, вроде как не к ней пришел ухажер, а так, и чесала Мурзика за ухом, нашептывая что-то. В зале слышалось оживление.
– Наше почтение-с! – пробормотал растерянный Ипполит.
– А