его близко знать. Кстати, откуда вы взяли донос на меня?»
«Его автор – покойный граф Талызин», – проговорил Рибопьер. – «Там о нас всех говорится…»
«Что сталось с Талызиным? Не самоубийство ли?»
«Неизвестно. Когда я приехал к нему, все дома было разгромлено, слуги были уверены, что было совершено ограбление. Камердинер сказал, что застал хозяина лежащим у кровати, все было испачкано… Подозревают, что Шестого рыцаря отравил кто-то».
Кристоф открыл папку. Пробежался глазами, не вдаваясь в сам текст. «Жизни Вашего блаженной памяти отца, покойного нашего государя, угрожало тайное общество, членом коего состоял и я сам…», – уловил он глазами предложение, которое сказало все. Донос был не закончен, даты и подписи не проставлено. Скорее всего, он был последним, что написал в своей недлинной жизни его приятель.
«Зачем ты пришел к нему?»
Рибопьер замялся.
«По чистому наитию, Ваше Сиятельство», – произнес он застенчиво. – «Почему-то подумал, что необходимо вспомнить о нем… Оказалось – слишком поздно».
«В этом случае поздравь себя с тем, что опоздал», – Кристоф встал с дивана, вырвал исписанные крупным круглым почерком листы из папки и начал их разрывать на мелкие клочки методично.
«Я бы смог ему помочь», – Саша следил за ним глазами, не отрываясь».
«Нет, не смог бы. Если его смерть наступила от болезни, то она, эта болезнь, развивалась необычайно быстро, и он бы умер у тебя на руках. А потом тебя бы объявили в отравлении. Нашли бы этот донос – и приплели бы в качестве мотива твоих преступных действий. Если Талызина кто-то убил – неважно чем, ядом или кинжалом – то убийца бы не захотел оставлять свидетелей своего злодеяния».
«Хоть в чем-то мне повезло», – вздохнул молодой человек, выслушав рассуждения своего начальника. – «Кстати, я также услышал, что полтора месяца назад граф Талызин отписал свое имение в пользу собственных родственников…»
«Значит, сам», – подумал Кристоф, но вслух делиться своими предположениями не стал. С другой стороны, может быть, он знал о том, что его кто-то захочет убить? Или носил в себе зачатки сведшей его в могилу болезни, пока невидимые никому, кроме него самого? Графу Петру было нечего терять – вот он и встал на скользкий путь доносчика. Против тех, кто свято хранит тайну своего существования. Но кто заставил его доносить? Шестой рыцарь никогда не вызывал у Кристофа сомнений в своей верности. Он знал очень многое, считался хранителем всех розенкрейцерских тайн и весьма продвинутым по пути «славления света». Имелись все основания полагать, что Талызин станет «мастером Восьмой части мира». И тут – такой вот донос… Уничтожив эти бумаги, граф также снял со своего Брата по Розе и Кресту обвинение в самом тяжком из грехов – предательстве. И если его спросят, то будет отрицать – был ли донос, не было ли его.
«Наши редко умирают своей смертью», – тихо проговорил он. – «Особенно в нынешние