успеть. Если бы только знать, что именно она должна успеть…
Кася шла босыми пятками по еще не успевшей покрыться росою высокой траве, удивляясь силе и четкости шага. Это она, та, которая боится песчинки, паучинки, камушка и крапивы. Сегодняшней ночью не замечалось ничего и ничего не имело значения, кроме одного – того самого, что плескалось у нее внутри, возле сердца. Оно как будто направляло ее, но куда – Кася не знала. Она просто шла, и привычные мысли кружили в голове, как ласточки. Но кроме мыслей было сейчас еще что-то. Кася сначала не поняла, что именно не так, она только шла и дышала, шла и считала, шла и отмечала. Сверчки, пруд с кувшинками, ах как кричат лягушки, ни днем спасу от них нет, ни ночью, в ветвях любимой плакучей ивы запутался нежный ночной ветер, не холодно от него, нет, хоть и босая, хоть и ночь, а вот и пригорок, с которого так хорошо видно всю околицу и на который она так любила подниматься в детстве, но когда она делала это последний раз – она никак не могла сейчас вспомнить.
Все так же ведомая невидимой силой, неся тяжелый плеск, маятником раскачивающийся у нее внутри, Кася опрометью взбежала на пригорок и ахнула. Все было, как тогда, много лет назад. Тысячи смыслов пронеслось у нее внутри в одно мгновение, плеск всхлипнул и подкатился к самому горлу. Над головой внезапно пронеслась стайка стрижей. И Кася вдруг все поняла. Она раскинула в стороны руки – и пуховый платок упал с плеч, оставшись белым пятном на седой рассветной траве. Взвившийся с ивы ветер, тот самый, что нежно обнимал Касины пятки минуту назад, вдруг так же нежно, но уверенно, не оставляя никаких сомнений, охватил ее, и больше не было ни мыслей, ни вопросов. И плеска тоже больше не было. Кася встала на цыпочки и полетела.
Кася. Часть 2
Сначала Кася открыла только правый глаз. Кругом было ярко, слишком ярко, чтобы это можно было выдержать. Тогда она прикрыла его назад. Левый открыть не получалось, как и всегда – открывался только правый или оба, такова уж была ее особенность. «Ну ничего, полежим с закрытыми, подумаем, что со мной могло произойти». Однако долгим думам не суждено было случиться – рядом с ухом раздался громкий бодрый бас:
– Тааакс, ну и что у нас здесь? Есть какие-то подвижки, Алла Петровна? Вроде ж уже пора. Ага, и сам вижу, что процесс пошел. Ну-ка, голубушка, открываем глазки, да-да, не стесняемся, потихонечку, не спеша, вот таааак… Здрасьте!
На Касю смотрело энергичное густобородатое и совсем еще молодое лицо довольно плотного мужчины в белом халате.
– Ну что вы нам расскажете, Екатерина Брониславовна? Или нечего? Вот и я так думаю, что нечем тут хвастаться. Аяяй, такая молодая красивая женщина, что это за босоногие вылазки ночные, что за полеты во сне и наяву? Нет, Петровна, – продолжало лицо, обращаясь уже не к Касе, а, наверное, к той самой Алле Петровне, что, должно быть, находилась в этом же помещении, но Касе ее не было видно, – это ж надо, а? Ты подумай! До чего эти невротики дошли! Значицца, оставила мужа и детей, вышла себе в чисто поле босая посеред ночи и вперед,