Что делать, генерал? Жизнь и смерть всегда ходят рядом, но ничего не знают друг о друге. Согласитесь со мной, зло − понятие относительное. Природа крайне жестока. Бог убивает не глядя. Так должны поступать и мы, отбросив все предрассудки нравственности и прочие гримасы цивилизованного общества. Перед нами жестокие злобные дикари, для которых решительно нет ничего святого. Ни уважения к иной вере, ни к пленным, ни к женщинам и детям, наконец. Все это бесчинство и «людоедство» мы терпим вот уже тридцать лет! А посему я убежден, что нам следует держаться доктрины25 наших североамериканских коллег: «Хороший индеец − мертвый индеец. Убивать всех подряд! Не жалеть ни женщин, ни детей. Из гниды вырастает вошь!» Ведь ровно так с нашими мирными поселенцами поступают эти варвары.
− Боюсь, как бы нам не пришлось пожалеть о сем, ваше сиятельство. Не в духе русского солдата быть душегубом женщин и детей.
− А вы не бойтесь. − Граф упорным и значительным взглядом воззрился на продолжавшего стоять Фрейтага. − Вы, любезный, генерал или сестра милосердия?
− Но… как же быть… с уважением к противнику? − сыграв желваками, сухо заметил Фрейтаг.
− Полноте, Роберт Карлович… Вы разве с французами или австрийцами воюете? − язвительно спросил главнокомандующий, щуря голубые глаза. − Не забывайте, Россия − Империя. А Империя не смазливая барышня, чтобы ей объяснялись в любви. Империи плевать на обморочные вздохи и осуждающее мнение других. Это ее обязаны уважать за силу и мощь. Либо она… заставит себя уважать! Увы, во все времена мир признает только силу и остроту стали.
Аскетичное лицо графа осветила приятная улыбка. Очевидно довольный пафосом сказанного и тем, с каким почтением его слушал прославленный генерал, он вновь перешел на привычный покровительственный тон.
− Вы еще молоды, мой отважный друг, а посему доверьтесь моим сединам. Любое «право», любое «табу» сметается под шагом прогресса. Знайте и то, что на нас возложена Богом великая миссия вырвать этих несчастных дикарей из пут варварства и заблуждений. И ежели они нынче не понимают сего блага и яро противятся, то это их беда… Уверен, наши заслуги по достоинству оценят их потомки… Так пусть хоть этот довод вам послужит оправданием и для истории, и для себя, когда мы понесем на штыках своих солдат цивилизацию и закон в эти мрачные горы. И лучше помолитесь за тех, генерал, кто стоял, стоит и кто будет стоять на защите Отечества.
− Что ж, будем надеяться: будущее не так печально, как прошлое… И мы сможем его изменить. − Командир Куринского полка держал паузу, и Воронцов из-за слепящего солнца, что заглянуло в окно, не мог рассмотреть выражения его лица. И только в голосе, когда тот продолжил, послышалась едва уловимая тревога: − Они тоже молятся Богу… своему Богу…
− Бог один на всех! − Участливая улыбка сошла с лица графа. − А молитвы наши близки, потому что кровь, генерал, у всех людей тоже одна. Все… боятся смерти, что бы там ни говорили Коран или Библия… И право, никто не хочет умирать. Но это война, милейший, а мы солдаты. В конце концов, если никто не гибнет, то гибнет