он сразу начинает болтать про старое сердце? Ну, теперь-то мне легко представится случай с ним поговорить. Наверняка проскользнул и затаился где-нибудь прямо здесь…
– …Терпение, Колли. Имей терпение, послушай меня. Я писатель…
– Погоди, мил-человек, дай мне закончить мою историю. “Вот негодяй! – говорит Финн. – И как только ему в голову пришло оставить Нив Златовласую с несчастным своим отцом, особенно когда его ночи стали столь одиноки с тех пор, как Грайне, ветреная дочь Кормака, сына Конна, сбежала с Большим Маканом, сыном Черного Воина, из священных лесов Фианны[58]…”
– …Самый сложный человек, с которым я вообще имел дело по линии страховки, – это Старый Учитель. Нет такой уловки, к которой я бы не прибегнул. Я заходил к нему и с юга, и с севера, и от солнечных морей, и от заснеженных гор, и с подветренной стороны, и с наветренной. И в клещи его брал, и в кольцо, и молотом бил, и копьем Кухулина, и взрывом атомной бомбы. Аки льстивый щенок – и аки тать в нощи. С полными кораблями людской добродетели – и с полным брюхом сатиры, достойной Брикриу[59]. Я засыпал его приглашениями в гнездо Пядара Трактирщика. Даром давал ему сигареты и бесплатно возил на автомобиле. Приносил ему последние известия о намерениях школьных инспекторов и сплетни о шашнях между учителем и учительницей с Травянистого Нагорья. Я рассказывал ему соблазнительные истории о юных красавицах…
Но все без толку. Он опасался, что если подпишет у меня страховой полис, то его это разорит. И никто не мог убедить его расстаться хотя бы с фартингом…
– Ну, я смог…
– Смог. Вот и я смог тоже. Погоди. Он был самым отъявленным сквалыгой из всех, что когда-либо носили плащ. Он был таким ушлым, что мог бы пасти мышей на перекрестках, как говорится. Никогда в своей жизни он не решился ни на один безрассудный поступок, кроме единственной поездки в Лондон, когда учителя получили прибавку…
– Тот самый раз, когда он побывал в ночном клубе.
– Точно. И оставшуюся часть жизни провел, рассказывая мне об этом и предупреждая меня держать язык за зубами. “Лишь бы священник или Учительница не услыхали об этом!” – говаривал он…
И вот он женился на ней – на Учительнице.
“Возможно, – сказал я себе, – мне удастся пробудить в нем теперь некое благородство. Учительница могла бы стать мне большим подспорьем. Если бы только удалось ее обольстить. А обольстить ее можно”. Нет на свете женщины, в которой не нашлось бы хоть немного тщеславия. Просто надо суметь его обнаружить. Я не провел бы столько времени, продавая страховки, если бы этого не знал.
– Я тоже это знаю. Женщинам легче продавать, чем мужчинам, лишь бы у тебя голова на плечах водилась.
– Пришлось дать ему некоторое время, чтобы новизна супружеской жизни немного поблекла. Но слишком много времени оставлять я ему тоже не хотел, потому что тогда он, пожалуй, уже не был бы столь восприимчивым к советам жены и начал бы проявлять безразличие к ее чарам. Страховщики