и не подонок.
Я хотела сказать Мурлыке про то, что увидела. Но, не смогла.
Странно. Я от него ничего не скрывала. Даже то, что меня окунули в дерьмо.
Тогда, почему?
Наконец я сообразила. Пихать другого в дерьмо абсолютно нормально, нельзя лезть туда самому! За Илью было попросту стыдно.
Мурлыка прилёг и сразу заснул, а я вернулась к девчонкам.
– Где ты шаталась? Давай, помогай с посудой!
Минут через десять приехали гости, штук восемь. Важные, при костюмах. Мне удалось узнать только несколько лиц – Мясоедова и двух депутатов.
Гости отдали пакеты с продуктами и закрылись в комнате. В соседней, мы с Викой резали колбасу, сыр, ветчину. Наташка за нами присматривала, чтобы мы ничего не сожрали. От запахов кругом шла голова, а рот наполнялся слюной. Несколько раз надсмотрщицу звали – она выходила, бросив на нас строгий взгляд. Он нас ничуть не пугал. Мы набивали рот ветчиной, давились и хохотали. Кусок колбасы я припрятала в тумбочку.
Мурлыка рассказывал, что в мире возникло всё неспроста, любители детей и подростков были когда-то нужны. Слабому – женщине или ребёнку, требуется еда и защита, а дать они могут лишь секс. Он говорил о Спарте, Риме и Греции, о самураях с юношами в учениках, а потом заявил, что сейчас это всё – атавизм.
Честно сказать, я так не считала. Ветчина была вкусной, а до светлого будущего, в котором детишек станут кормить просто так, мы пока не дошли.
Спиртного нам не досталось, но было плевать. Я, вообще-то, его не люблю.
Потом Наташка сказала:
– Валите! Нечего вам тут делать, с вашими рожами.
Я навестила Мурлыку. Он спал, нервно дёргаясь время от времени.
Я поднялась на крышу.
Девчонок тут уже не было. Я уселась на парапет и запела.
Гай чарівний, ніби променем всипаний,
Чи загадався, чи спить?
Снизу доносился хохот и девичьи визги. В желудке была приятная тяжесть. Дневные страхи забылись.
Теперь я сама удивлялась: чем меня так испугал Илья?
Пацан, как пацан. Ёбнутый, да. Может, немножко опасный.
Так что? У кого здесь здоровая психика? Кто не опасный? Чем лучше, к примеру, Мурлыка? Он сам не знает, что сделает через секунду. А Злата? Она же убийца!
У всех детей в шкафчиках с миленькими наклейками хранятся скелеты. И если уж по чесноку, так самая больная тут – я.
Часам к десяти смех сменился на стоны – отдых гостей перешёл в новую плоскость. От этих звуков стало противно, и я зашептала песню сильней. Потом всё затихло, и стало совсем хорошо – только пели комарики.
Крик – звериный, отчаянный, разорвал тишину. Такие я слышала только в АТО.
От неожиданности я чуть не свалилась. Пальцы вцепилась в бетон парапета, хотелось спрятаться и дрожать.
Я вдохнула поглубже.
Здесь не АТО, здесь никто не стреляет, здесь никого не разорвёт на куски!
Мика, возьми себя в руки!
Помогло. Только бешено колотилось сердце.
Через минуту я была внизу. В коридор четвёртого этажа набился народ. Не пройдя до блока и полпути, я увязла в толпе.
Конец