Но это не значит, что мы должны опустить руки. Во всяком случае, если за Лихтенбахом установят надзор, возможно, удастся напасть на какой-нибудь след. Но теперь это дело полиции… Скажите, у генерала Тремона, кажется, осталась дочь? Совершенно одна и без средств к существованию…
– Простите, но она не одинока, господин министр… Она станет полноправным членом нашей семьи и ни в чем не будет нуждаться, – решительно проговорил банкир.
– Все же я назначу ей пенсию от военного министерства. Могу ли я увидеться с ней?
– Она очень расстроена, но Граф сейчас предупредит ее.
Когда партнер вышел, Барадье подошел к генералу и шепнул ему на ухо:
– Скажите откровенно, не стоят ли за этим происки иностранцев?
– Это станет ясно лишь в том случае, если удастся арестовать виновных… Да и тогда будет сложно установить взаимосвязь… Наше вооружение всегда будет интересовать наших врагов. Не подлежит сомнению, что порох Тремона дал бы огромное преимущество нашей артиллерии. Этим и объясняется покушение на жизнь изобретателя…
– Значит, вы придаете большое значение созданному генералом новому составу пороха? – поинтересовался банкир.
– Огромное. Это изобретение может дать Франции баснословные преимущества.
Барадье умолк. После некоторого раздумья он произнес:
– Генерал, я всегда был патриотом своей страны, я сражался за Францию до самого конца. И я готов рискнуть жизнью своего сына… Если Марселю Барадье известна тайна Тремона, клянусь, вы получите ее.
В глазах старого солдата блеснула радость. Он протянул руку Барадье и сказал с дрожью в голосе:
– Вы честный человек. Благодарю вас.
В эту минуту дверь отворилась. Барадье кашлянул, и лицо его снова приняло спокойное выражение. В комнату вошел Граф в сопровождении мадам Барадье и мадемуазель Тремон. Мадам Барадье была еще очень хороша; в ее пышных белокурых волосах уже виднелись серебристые нити, но ясный взгляд и алые губы напоминали ту прелестную молодую девушку, которую любил Элиас Лихтенбах. Мадемуазель Тремон была в синем монастырском форменном платье. Это была хрупкая брюнетка, необычайно грациозная и очаровательная, несмотря на то что ее бледное личико было омрачено печалью. Она без смущения подошла к другу своего отца, но при первых же словах старого солдата глаза ее наполнились слезами.
Увы, она очень плохо знала отца. Овдовев молодым, генерал поместил дочь в монастырь, поручив ее воспитание благочестивым, глубоко религиозным женщинам. Таким образом, она почти не ведала радостей домашнего очага. О матери у нее сохранились только смутные воспоминания. Бедная девушка никогда не знала счастья глубокой привязанности. Одиночество среди добрых и благовоспитанных, но совершенно чужих людей – вот какой была ее жизнь до того дня, когда смерть разорвала слабую нить, связывавшую ее с отцом.
Она была лишена даже того утешения, которое дает сознание, что дорогой усопший умер своей смертью. Отец ее был предательски умерщвлен