нас.
– Цель в глаз, – прошипел Борька и кинул свою финку. Зэк увернулся.
Может быть, я и промахнулся бы, даже наверняка бы промахнулся, но уворачиваясь от Борькиного ножа этот гад наткнулся прямо на мой. Он вошел ему точно в глаз. Мужик взвыл. Схватился за глаз и не дошел до меня шага три.
Мы кинулись убегать. Я бежал, пока были силы, потом свалился в снег и старался не дышать. Погони не было. Лежал долго, потом услышал скрип снега и осторожно выглянул из-за сугроба. Увидел Борьку. Мы подползли друг к другу. Нам казалось, что зэк притаился рядом и ждет, когда мы встанем и выйдем. А он нас схватит и поубивает.
Борька поднялся. Сказал, что надо идти домой. И мы пошли, да с перепугу заблудились и вышли к нашим елкам. Зэк лежал и не двигался.
– Наверное, ты, Санька, его все-таки убил. Столько лежать он не смог бы. Давай глянем.
Я мотнул головой и сказал, что не пойду.
Борька осторожно взял валявшуюся лыжную палку, зачем-то ползком подобрался к нему сзади, стукнул по ноге и отскочил. Зэк не двигался. Мы осмелели, подошли и перевернули его на спину. Я увидел в глазу нож и заорал от страха. Борька тоже заорал. До нас дошло, что я убил человека.
Борька радовался, что он нас не убьет, прыгал, а меня трясло. Мне было страшно, я заплакал.
Потом Борька искал свой нож. Нашел. Потом вытаскивал мой из глаза убитого. Потом вытирал его. Потом мы шли домой, клялись, что будем молчать обо всем, снова братались.
Это удивительно, но мы действительно молчали. Хотелось, очень хотелось рассказать о нашем приключении. С Борькой мы об этом шептались, но другим говорить было страшно.
Новый год был у меня тревожный. Я боялся, что найдут зэка, узнают, что это я его убил, что дойдет до лагеря и дружки того, убитого придут и отомстят, убьют меня или моих родителей. Боялся, что меня посадят в тюрьму за убийство. Я запрятывал финку, зарекался, что не подойду и не дотронусь больше до нее. Но к ней тянуло и я доставал, перепрятывал. Боялся, что ее найдут. И вообще мне было плохо.
Зэка нашли весной, обглоданного волками и лисами. Никто не стал докапываться, сам он умер, загрызли его волки или кто-нибудь убил.
Говорили, что нашли, выволокли из леса, бросили труп в грузовик, отвезли на лагерное кладбище и закопали. Прошло полгода, про зэка подзабыли.
Я успокоился. Борька, верховодивший среди нас до этого, начал уступать мне в делах не споря. И среди других пацанов мое слово стало почти всегда главным. Мне это нравилось.
Я стал уверенным. Со мной дружили, но меня перестали любить. Мне перестали улыбаться. Между мной и другими, даже Борькой, появилось расстояние.
К счастью через год отца перевели работать еще дальше на север, в Лобытнанги и мы уехали из Княж-Погоста.
А еще через два года, когда школьная учеба перевалила за середину, на семейном совете было решено, что мне надо будет поступать в институт, отцу и всему семейству заканчивать кочевую геолого-разведочную северную жизнь и переезжать в какой-нибудь южный город.
После долгих разговоров и рассматривания карты выбрали большой,