понять, как оказалась прижатой грудью Соболева к стене. Ее руки крепко сжимали его за плечи, а лицо уткнулось в шею. Она не могла пошевелиться, вздохнуть, боялась, что ее сиюминутная защита – лишь ее иллюзия. Под щекой явственно перекатился кадык.
– Зайдешь только после моего разрешения. Ясно?
Почувствовав под ногами твердость бетона, она перевела дыхание и, оттолкнув его руку от своего подбородка, кивнула. Оставшись одна, осторожно заглянула в квартиру, услышала слабый стон и не мешкая поспешила на помощь.
В сумраке комнаты на диване лежала женщина. Отбросив одеяло и покрывало, накинутые на нее сверху, Надя позвала ее:
– Марья Николаевна, вы меня слышите?
Не теряя времени, осмотрела женщину и сделала укол.
– Я же ясно сказал, после моего разрешения. – Соболев закипал, но причина его злости была в другом: пока они торчали на площадке, хозяин квартиры выстрелил себе в голову. Если бы не предосторожности и перепалка с доктором, этого можно было избежать.
– Вы мне не указ. Тоже себе уясните. Я приехала на вызов и окажу помощь, и вы не посмеете мне помешать.
Напряжение между ними нарастало, они сверлили друг друга взглядами, еще немного – и произойдет взрыв. Так и получилось, яркая вспышка отрезвила обоих. Кто-то включил еще два рожка в люстре, стало светло и стыдно.
– В той комнате пулевое в голову.
Быстро собрав кофр, Надя прошла за Соболевым.
***
У Артема было много женщин, он легко сходился и расходился так же легко, без обид и взаимных душевных терзаний. Он и сам себя считал бабником, каждая юбка манила его новизной и тайной. Он мог сорваться ночью, проехать пол-Москвы, получив всего лишь смайлик с поцелуем. Потом все рухнуло. Он стал другим, но почетное звание «бабник» каким-то чудом догнало его и в этом городишке. Выбора не было, пришлось соответствовать. Чтобы не осложнять службу, свои интимные подвиги, коих было немного, он перенес за пределы отдела. Одного звонка, приятным голосом разыскивающего Соболева по служебному телефону, было достаточно для поддержания звания и легенды. Почти все заявления от женщин автоматически вешались на его шею. Своей самой большой циничностью он считал разделение на баб и женщин, но, кажется, после сегодняшнего дня придется добавить в классификацию титул «ведьма», ибо врач скорой его поразила в очередной раз, и это за пять минут знакомства.
Достав из кармана телефон, она набрала номер и заговорила совершенно лилейным голоском:
– Сереженька, как у вас дела? – Соболев скривился от такой метаморфозы. – Значит, мы на колесах? Как мало́й? Держится? Мне нужна реанимация, на инфаркт, позвони сам, пожалуйста. И поторопись, мне здесь делать нечего, только повязку наложить.
– Что же вы, Петр Степаныч, – обратилась Надя к раненому. – Кто его?
– Сам, – доложил участковый.
От запаха крови и перегара мутило всех, да и зрелище обезображенного ожогом лица Степаныча и вывернутых наружу его же мозгов было не для слабонервных.
Когда