хороших кровей. В силу войдёт, за ним далеко ускачешь.
– Иди ты…
– Думай, Мустанг. Дважды такая карта не выпадает.
Говорун тяжело встал и пошёл на своё место. А с возрастом и впрямь… говорливым становится. Раньше от Говоруна такую речь год надо было слушать, а теперь за раз выдаёт. Что ж, Говорун всякого повидал. И терял, и находил… Он опять заснул и разбудил его шериф, приведший на отсидку целую толпу из салуна. Большая, видно, драка была.
– Ты, ты, ты, – командовал шериф, тыкая пальцем. – Под кустом доспите. Ишь, цемент казённый пролёживают, – и вдруг указал на него: – И ты пшёл вон.
– Мне сутки ещё, – честно сообщил он, вставая.
– Поучи меня! Смотри, Мустанг, оформлю тебя по совокупности…
– Не грози, – сказал он, выходя из камеры. – Я пугливый.
Десять ступенек наверх, столик у двери. Козёл кидает ему его пояс с кобурой. Он застёгивает ремень, проверяет кольт. Как всегда, патроны вынули, сволочи. Теперь, пока не купишь, ходи голым.
– Денег у тебя сколько было?
– Сколько было, неважно. Сколько есть, Козёл?
– Догадлив, – смеётся Козёл. – Держи, Мустанг, оденься.
И бросает зелёную бумажку. Как раз хватит кольт зарядить. Было… чёрт с ним, сколько было. Жалко: пропил мало, не успел.
– Тебя через недельку ждать, Мустанг, или погуляешь?
– Как получится, – бросает он через плечо и выходит.
Площадь перед отстойником пуста. Рано ещё. Небо только-только от крыш отделилось, даже сереть не начало. Вон и в Розничной лавке светится окно над дверью. Он, не спеша, подшаркивая, идёт туда, пинком ноги – руки всегда должны быть свободны – открывает дверь.
– Чего тебе, Мустанг? – тётка Фло как всегда за прилавком.
– Одеться, – бросает он на прилавок бумажку.
Она ловко, одним движением сгребает её куда-то вниз и высыпает перед ним тускло блестящие патроны. И даже вязать при этом не перестаёт. Ловкая баба. И никто её молодой не помнит. Сколько же ей? Она выжидает, пока он зарядит и уберёт кольт, и кладёт на прилавок краснобокое яблоко.
– Не на что, – он уже поворачивается уйти, но его останавливает неожиданная фраза:
– С дружком поделишь.
Он нерешительно берёт яблоко. Дорогая ведь штука. Дармовое всегда опасно, но за тёткой Фло подлянки не водится, не такая она.
– Спасибо.
Она кивает, продолжая громким шёпотом считать петли. Под этот шёпот он выходит на площадь и идёт к коновязи. Вон Гнедой уже почуял его и затоптался, пытаясь развернуться навстречу. И тёмный ком возле салуна зашевелился, отделился от стены и медленно выпрямляется. В сером предрассветном сумраке бледное пятно лица. А Гнедой сыт и напоен, сразу видно. И весел. Значит, не один был, не чувствовал себя брошенным. Он кивает мальцу, и тот, независимо вскинув голову, по-ковбойски враскачку подходит. Он достаёт яблоко, разламывает натрое. Коню, мальцу и себе. Ну… молодец, сообразил, что «спасибо» здесь лишнее.
– Где твой конь?
– Не ожеребилась ещё та кобыла…
Он удовлетв�