убийца, киллер. Наёмник. Здесь таких называют чистильщиками. Опытный, впрямую на него не выйти. Нам на него указали, но… ни концов, ни крючков. Знаем, а ухватить не можем. Сейчас он, похоже, готовится к серьёзному делу и натаскивает себе помощников. Этого парня и второго, белого мальчишку. С тем тоже есть нюансы, но если этот спальник… да, Юра, вся информация…
– Да знаю я, Костя, всю вашу… атрибутику. Но ты сказал, он – пастух?
– Да.
– На коне ездит?
– Д-да, вроде… нет, сам я не видел, но все пастухи конные. А что?
– У спальников очень чувствительны гениталии. Езда верхом может оказаться затруднительной. Хотя… это я уточню. Костя, что у вас на парня, кроме его начальства?
– Юра, когда что-то будет… Ты представляешь, если он спальник, что с ним в тюрьме сделают?
– К сожалению, Костя, я это представляю лучше тебя. Ты бы видел, какими они к нам поступали… Ладно. Нужна будет экспертиза – я проведу, официальное заключение – всегда пожалуйста. Но просто так…
– Да не просто, а…
– А для его же пользы? Разумеется, арестуем, засунем в одиночку, допросим и расстреляем. И всё для пользы.
– Юра! Ты что несёшь?!
– Ты знаешь, что Паласы были расстреляны, уцелели единицы. Тоже… для их же пользы.
– Юра!! Это же СБ!
– Правильно. А обоснование этих расстрелов ты знаешь? – в голосе Аристова зазвенело сдерживаемое бешенство. – Официальное обоснование. Для исполнителей. Нет? А я слышал. От самого расстрельщика. Взяли его тёпленьким, но… словом, я его обрабатывал. И потрошить его при мне начали. Пока он тёпленький. Так вот, спальников расстреливали, чтобы избавить от мук. Мы же запретили Паласы, так? А спальники без работы начинают гореть. А это страдания. И вот Империя, чтоб ей… – что врачи умеют ругаться, Новиков знал, но такого ему ещё, несмотря на богатый жизненный опыт, слышать не приходилось, – в лице СБ, чтоб и её… спасала их от страданий. Расстрелом!
– Успокойся, Юра, – тихо попросил Новиков.
Аристов усмехнулся, достал сигареты и долго тщательно закуривал.
– Понимаешь, Костя, эти люди так настрадались, такое пережили, что я чувствую себя, понимаешь, себя, виноватым перед ними.
– Сколько их уцелело, Юра, как думаешь?
– Ну, через наш Центр прошло в общей сложности около сотни.
– И где они сейчас?
– Выжило шестьдесят три человека, Костя. То, что называется, горячкой…
– Типа наркотической ломки?
– Примерно. Это, прежде всего, боль. Никакие анальгетики не помогают, а только продлевают, затягивают процесс. За болевым периодом, а длится он от недели до месяца, период депрессии. Больше всего летальных в эти два периода. В основном суициды.
– Месяц боли… да, понимаю.
– Боли страшные, Костя. И как подумаю, сколько дров мы наломали зимой, ничего не зная, не понимая…
– А эти шестьдесят три? Здесь?
– Часть здесь. Остальные ушли, где-то живут, как-то устроились. Надо было, конечно, договориться, чтобы приезжали хотя бы раз в год на обследование, но мы здесь не навечно.