Перфишка, как того ожидал Клюха, не кинулся на него. Утерся рукавом и миролюбиво произнес:
– Дурак ты и не лечишься. Да разве из-за баб нормальные мужики дерутся?
Клюха не ответил. Поднявшись, он медленно побрел неизвестно куда. А над его головой бесновалась луна. И, казалось, звезды и те щурились от ее яркости.
3
В ту ночь он не вернулся в свою камору. Несколько раз приходил к Волге, смотрел, как и ее изнуряет мертвенная лунность, и снова брел неведомо куда. Мыслей в законченном варианте не было, только мотылялись их обрывки, как длинно обрезанные провода, по которым только что шел испепеляющий ток.
Несколько раз, очутившись у телефонной будки, он хребтился позвонить Томилину. Но, поскольку не знал, о чем с ним говорить, отставил это поползновение.
Под утро он забрел на вокзал. И неожиданно встретил того, кто ему нужен.
– Строим? – спросил грязный подзаборник, показывая из потайного кармана горлышко бутылки.
Клюха дал ему десятку.
Водка была отравно-горькой и почему-то отдавала мочой. И хмель, который в ней подразумевался, совершенно не брал Клюху, хотя он несколько раз до занимания духа прикладывался к горлышку, из которого только что – поочередно – лакали тот подзаборник, что ему предложил выпивку на троих, и интеллигентного вида мужичок, поминутно оглядывающийся по сторонам и страсть, видимо, боящийся, что будет застигнут с такой расхристанной компанией.
Клюха, наверно, подумал бы, что подзаборник всучил ему какую-нибудь непотребную бурду, а не спиртное, ежели бы не видел, как и сам хозяин бутылки и их случайный встренец хмелели на глазах. Трезвым оставался только он.
А когда чуть ободняло, Клюха, сам не зная зачем, поехал к Чекомасову. Какая-то злость гнала его хоть к черту на рога, но только сообщить всем, кто знал Марину, что она шлюха подзаборная и это ее – не позднее вчерашнего вечера – распял непотребный парень Перфишка Мордяк.
Юрия Адамыча дома не оказалось. Это он заметил, едва ступив в подъезд и увидев, как из почтового ящика с номером его квартиры торчат вчерашние газеты.
Пока не улетучилась энергия мщения, он кинулся еще по одному адресу, который летуче сообщил ему как-то Чекомасов: на квартиру к Луканину.
Звонок почему-то не работал. И он постучал. И тут же в ответ услышал:
– Заходи, если не ангел!
Робость чуть было не стреножила его, и он споткнулся на пороге, заметив множество людей, с рюмками и фужерами наперевес бродящими по коридору и комнате, которая была из него видна.
Ему навстречу выхватился Чекомасов.
– А-а! Молодой человек! Проходи! – и, чуть принизив голос, попросил: – Только ничему не удивляйся.
Клюха не ответил. И тут другой, пузатенький, с оловянными от довольства глазками, поднес ему простонародный стакан с водкой.
– Садани слезу сатаны!
И Клюха выпил. И тут же кто-то другой, с ужатым в себя лицом, сунул ему под нос ошкуренный бок воблы.
– А пить ты – молодец! – похвалил.
– Миша! – крикнул Чекомасов