в голову взглянуть на номер комнаты, которую только что покинул метрдотель, и он прокрался к двери.
– Черт! – изумленно пробормотал он.
На двери красовался номер сто одиннадцать, это был номер комнаты его дочери! Раксоль попробовал было отворить дверь, но она оказалась заперта. Тут он бросился к себе, в номер сто семь, схватил один из пары револьверов (таких, какие обыкновенно изготовляются для миллионеров) и пошел вслед за Жюлем по поперечному коридору. В конце него находилось окно, оно было распахнуто, и рядом с невиннейшим видом стоял Жюль и смотрел в него. Всего десять бесшумных шагов, и Теодор Раксоль оказался у него за спиной.
– На одно слово, голубчик, – проговорил миллионер, небрежно помахивая револьвером.
Метрдотель, несомненно, вздрогнул от неожиданности, но, сделав усилие, тотчас овладел собой.
– Что вам угодно, сэр? – спросил он спокойным голосом.
– Мне угодно знать, за каким чертом вы заходили сейчас в номер сто одиннадцать, – сдерживая ярость, тихо, но четко проговорил американец.
– Меня просили сюда прийти, – все так же спокойно ответил Жюль.
– Вы лжете, и лжете неискусно. Это комната моей дочери. Ну, отвечайте же, пока я еще не решил, пристрелить вас или выкинуть в окно.
– Извините, сэр, но в номере сто одиннадцать проживает джентльмен.
– Предупреждаю вас, мой друг, что возражать мне очень безрассудно с вашей стороны. Больше даже не пытайтесь это делать. Мы сейчас вместе войдем в эту комнату, и вы мне докажете, что ее занимает джентльмен, а не моя дочь.
– Это невозможно, сэр, – спокойно проговорил задержанный.
– Едва ли, – отрезал Раксоль и взял Жюля за рукав.
Миллионер знал наверняка, что Нелла занимает номер сто одиннадцать, потому что сам осматривал его вместе с ней и сам проследил за тем, чтобы туда были благополучно доставлены сундуки с багажом дочери, ее горничная и она сама.
– Теперь отворяйте дверь, – шепнул Раксоль, когда они подошли к упомянутой комнате.
– Надо постучать, – замялся метрдотель.
– Отнюдь. Отворяйте, у вас, конечно, есть запасный ключ.
Увидев наведенный на него револьвер, Жюль повиновался с большой готовностью и только укоризненным жестом дал понять, что снимает с себя всякую ответственность за столь оскорбительное и злостное нарушение благопристойности гостиничной жизни. Раксоль вошел. Комната была ярко освещена.
– Вас спрашивают, сэр, и непременно желают вас видеть, – проговорил Жюль и поспешно скрылся.
Мистер Реджинальд Диммок, все еще во фраке, с папиросой в руке, поспешно поднялся из-за стола:
– Добро пожаловать, дорогой мистер Раксоль, какой приятный… гм… сюрприз.
– Где моя дочь? Это ее номер, – не отвечая на приветствие, сурово спросил американец.
– Возможно, я неточно расслышал, что вы изволили сказать, мистер Раксоль.
– То, что это номер мисс Раксоль.
– Дорогой