крупье,
бросающего шарик на рулетку,
следящего мелькание цветов,
азартную гематрию цифири,
не тщась определить закономерность,
не тщась придать круженью тайный смысл.
Когда итог возможно просчитать,
тут шулерство, мошенничество, сговор.
Егерь
За Русь и за свободу пьем до дна.
(В его тоне чувствуется некоторая брезгливость, конечно же не по отношению к тосту; но кто будет пить под этот тост? Какой отвратительный интеллигентский сарказм приходится выслушивать.)
Гурин
Не думай, что тебя экзаменуем,
но правила есть правила: ты должен
нам рассказать спокойно, без утайки,
что привело тебя сегодня к нам.
Что сделано тобою ради блага
страны, и чем ты будешь нам полезен,
что думаешь ты, что на самом деле
тебя волнует? Бес противоречья
в тебе настолько громок и назойлив,
что собственный твой голос заглушает, –
поговорим спокойно и всерьез.
Мы слушаем, ты должен быть правдив.
Берсентьев
Вы говорите: бес противоречья,
вам кажется: я в пику возражаю,
верчусь, как флюгер, только против ветра.
Я не таков. И бес противоречья
мой не таков. Он суше и серьезней.
Вы знаете, что по образованью
я математик; занявшИсь из хлеба
ученьем этим, после ремеслом,
я странное в нем начал находить
успокоенье, наблюдая, что
как ни трудна задача, а решенье
всегда найдется, дайте только время.
Не сможем мы, так внуки разберутся.
Как ни были б запутанны условья,
ответ определенно существует,
единственный и правильный ответ.
Рядами стройных формул укрепил
я дух мятежный, я нашел опору
для всех своих дальнейших изысканий.
Гурин
Да в чем опору? Формулы, таблицы –
какой в них прок для жадного ума,
взыскующего настоящей пищи –
познания природы и людей?
А эти цифры только дразнят ум
щекоткою своею торопливой.
Берсентьев
Хотя математические знаки
есть чистое искусство человека,
но связаны природные явленья
такими же законами. Куда
ни кинешь взгляд, все в цифрах отразилось.
Их сочетанье отражает ход
светил небесных, руд подземный пласт,
к земле не прикасаясь, исчисляет.
Теченье вод и атомов роенье
в единые смыкаются законы,
в которых – точных, вечных, непреложных, –
казалось мне, и Промысел найдет
последнее свое истолкованье
и строго каноническую форму.
И как не попытаться всё расчислить?
Егерь
И получилось?
Берсентьев
Более того.
Расчислил я границы вычислений.
Знать, слишком верток бес противоречья,
чтоб в алгебры ворота