тленьем тронула по ободку,
и следы тленья углубляют правду
и плоскости ее дают объем;
другой заврался так, границ не зная,
что, не заметя, перешел на правду,
ее хитрейшим вымыслом считая);
лишь допусти – чудовища исчезнут,
о каждой вещи сможем мы судить:
вот это ложь, а тут прямая правда,
а тут и ложь и правда воедино,
достойные двойного приговора,
свежи и неслиянны пребывают.
Гурин
Не знаю ваших формул; может, верно,
а может, нет о них вы трактовали –
досуга не имею разбирать;
вовне математических конструкций
в них смысла нет – так пусть о них толкуют
ученые, а нам резону нет
с чужого пира маяться похмельем.
Где чисел нет, там формулы бессильны.
Берсентьев
И не надейся. Суть везде одна,
обща структура, ничего не прочно,
когда не врешь. Бери и то и это,
обеими руками, все дается
во благо – ложь и правда. Привыкай
к протеевой природе мирозданья.
Так я здесь для того, чтоб вы могли
судить страну, и время, и народ…
ИНТЕРМЕДИЯ
Хор
Вот он – шутки, издевки
нижет, все врет, он врет,
не без шика, сноровки
разговоры свои ведет,
и ничего не свято
проходимцу ему,
смотрит подслеповато
в сумятицу, кутерьму
заради него. Прокатят
друга на вороных;
тут честных и глупых хватит,
здесь не надо таких.
Берсентьев резко обрывает хор.
СЦЕНА 1 (продолжение)
Егерь
Мне ваши надоели разговоры,
дурное шутовство, нелепый тон,
и, не было б таких рекомендаций
от многих уважаемых людей,
иначе завершил бы нашу встречу.
Берсентьев (вздыхая)
Иначе не получится, дружище.
Егерь
Я против воли должен вас спросить:
желаете вы в Общество вступить?
Берсентьев кивает.
Вы приняты, и, хоть вы отказались
от Ритуала, предлагаю вам
осмыслить то великое деянье,
к которому вы призваны. Прощайте.
Берсентьев кланяется и выходит из комнаты, на его место заступает молодой человек в какой-то нелепой одежде. Напялено на него что-то вроде белой хламиды, сшитой из простынь. Берсентьев смотрит на входящего и смеется чуть не в голос. Этот, видимо, от Ритуала не отказался. Все нормально: это ведь карнавал с его обязательным, контролируемым безумьем.
Берсентьев (резко обрывая смех)
И эти вот – надежда для страны
последняя, за ними пусто. Как же
ты дожилась, Россия, до такого?
Исчерпаны судьбы твои. Ничто
не связывает с жизнью, время вышло;
они еще поборются с тобою
и за тебя. Они одни живые
средь общей мертвечины…
И