от кружащейся белым изящным мотыльком Девы Озера. Ковентина заметила это, и, залившись серебристым смехом, остановилась. А потом стремительно приблизилась к юноше и положила руки ему на плечи.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, мальчик! – промолвила вдруг она, прижалась к его груди и посмотрела Мигелу прямо в глаза.
Погода была пасмурной, и стоял Мигел в холодной озёрной воде, но тут его обдало таким жаром, что он чуть было не потерял сознание. Воспитанник монахов, он всегда был строг к себе, когда речь шла о девушках, и нередко приводил в чувство страстного принца Кевина, когда прелестное личико какой-нибудь юной жительницы королевства начинало слишком того интересовать. «Любовь к девушке, не завершающаяся браком, может завершиться бедой и позором! – говаривал он ему. – Ты – наследник престола, и жениться по любви для тебя – большая роскошь! Может, тебе и повезёт, но лично я в этом сомневаюсь, хотя твой добрый отец скорее всего пойдёт у тебя на поводу. Но молись Богу, чтобы нам, как я уже говорил, не пришлось заключить вечный мир с пиктами в обмен на твой брак с горбоносой пиктавской принцессочкой. И в любом случае, негоже, мой принц, бросать тень на доброе имя вашего славного рода, позволяя себе сомнительные отношения с первой встречной». После этого он получал крепкий удар в плечо, но отношения с первыми встречными девушками заканчивались, не успев начаться. Сам Мигел всегда был выше любых подозрений, и даже сплетник Кинкар, знавший всё и про всех, не смог бы его уличить в излишнем интересе к противоположному полу. Но теперь ибериец стоял в Павлиньем Озере, и его обнимала самая красивая девушка в мире (и не смертная дева, а богиня!) и ждала его поцелуя, так что голова у юноши пошла кругом. Он не знал, как ему правильно поступить, да и сами понятия правильного и неправильного стали таять в его сознании, как предрассветный туман. Он испугался этого и ему захотелось бежать, но клятвы нужно исполнять, поэтому он взял в свою руку прелестную ручку богини и поцеловал её тонкие пальцы.
– Ты смеёшься надо мной, мальчик?
Во взгляде и словах Ковентины гнев, удивление, насмешка и обида смешались так, что Мигел страшно смутился и растерялся, а в следующее мгновение губы озерной девушки прикоснулись к его губам. Это было невыразимо приятно, и не только потому, что это был первый и последний подобный поцелуй в его жизни. И он показался ему долгим, как сама жизнь. Мысли его смешались окончательно, он впал в сладкое забытье, но тут, к огромному его облегчению и огорчению одновременно, вдали послышался призыв боевого рожка принца Кевина. И тогда юноша отстранился от богини.
– Прости меня, госпожа! – промолвил он, преодолевая в себе волнение и желание вновь оказаться в её объятиях. – Мой друг в опасности, и я должен спешить!
Ковентина посмотрела на него с обидой и печалью, и вдруг заявила:
– Твоему другу ничего не угрожает. Разве ты не слышишь? Птицы поют, празднуя погибель ведьмы Корриган, Фахана и Великого Вепря Севера! Но неужели я для тебя ничего не значу, мальчик?
Мигел