может уснуть стоя.
Я любила маму и понимала, что она не может бесконечно выносить усталость и волнения. Я была уже достаточно взрослой, чтобы осознавать, что ей проще будет справляться с малышом, опасностями войны и всем остальным, если мы, старшие дети, отправимся туда, где безопасно. Значит, нужно уезжать. Но мне пришла в голову другая идея.
– Почему бы тебе не поехать с нами, мам? – спросила я.
Она покачала головой:
– Пока не могу. Фредди совсем маленький, а я…
– Что?
– Я просто устала, Нелл.
Она перевела взгляд на младенца, которого держала на руках. Личико Фредди немного оформилось, и он уже не напоминал недовольного старика. Теперь малыш стал очень даже милым. Он щурился, глядя на маму, и причмокивал губами. Она поднесла мизинец к его рту.
– Я постараюсь приехать к вам, когда Фредди немного подрастет.
– А как ты нас найдешь?
– Вы мне напишете, когда устроитесь, и я буду знать, где вы.
– Если не останется места, ты будешь спать со мной, – пообещала я.
– Спасибо, Нелл.
– Или мы с Олив ляжем вместе.
– Конечно.
– Так ты обещаешь к нам приехать?
– Обещаю, – улыбнулась мама. – Это же временно, милая.
Нам всем не хотелось оставлять маму, но Тони особенно упрямо повторял, что никуда не поедет. Когда папа ушел на войну, он остался единственным мужчиной в доме и чувствовал ответственность за маму.
– А что, если она опять заболеет, а нас рядом не будет? – спрашивал братец.
– Соседи ее не бросят, Тони.
– Соседи нас не заменят! Они же не будут сидеть с ней всю ночь, верно?
– Конечно, будут, если потребуется.
Тони нахмурился:
– Какой смысл нам вообще уезжать? Пустая трата времени. Почем они знают, что в деревне не будет бомбежек?
– Ну наверняка-то они не знают, пожалуй, – ответила я. – Но зачем немцам фермы и деревни? Им нужно сбрасывать бомбы на города, железные дороги и порты. Зачем тратить их на коров и овец?
– В любом случае я не поеду, и никто меня не заставит.
– Ты маленький засранец, Тони Паттерсон, думаешь только о себе! А дело совсем не в тебе. Подумай об Олив, ей всего пять лет, и она жутко боится бомбежек, каждый раз трясется.
– Ну так пусть Олив и едет. И ты с ней! Я ни тебя, ни ее не держу, так ведь? Уезжайте обе, тогда маме не придется за вас беспокоиться, а я о ней позабочусь.
– Послушай, Тони, – смягчилась я. – Мне тоже не хочется уезжать, но, если маме так нужно, тебе придется поехать с нами. Мне нужна твоя помощь. Ты единственный мужчина в семье, и я знаю, что папа хотел бы, чтобы ты поступил именно так.
– Мерзкая, вонючая, проклятая война! – завопил он.
– Подумай как следует, Тони. Ради Олив. Просто обещай подумать.
Брат кивнул и встал, ссутулившись, спрятав руки в карманы. Он пнул камешек и зашагал прочь по улице, шлепая по тротуару мысками ботинок. Рукава