он не помещик, он землю арендует. Работает не меньше вашего. Какой же смысл ему жечь усадьбу?
Солдат, вертя яйцевидной головой, продолжал наступать:
– Ты, барин, про кинситуцию слыхал? Это такой указ вышел, чтобы всех кровососов помещиков перевести. Ты тоже буржуй. Тебя следует предать пролетарскому суду и незамедля в огонь положить… Нам за это награду дадут, на выпивку.
– Чего стоите, швыряйте его в огонь! – сиплым сифилитичным голосом деловито поддержала баба. – Делов-то! – Она протянула руки с короткими грязными пальцами.
Бунин тут же бы полетел в огонь, если б за него не вступился кто-то из сельчан:
– Не надо! Мы барина в Учредительное собрание выберем. Пусть он там за нас пролазывает.
Бормоча ругательства, баба и солдат с неудовольствием отступили.
«И случись еще пожар – а ведь он может быть, – могут и дом зажечь, лишь бы поскорей выжить нашего брата отовсюду, могут и в огонь бросить», – записал Бунин в дневник.
Вот уж точно – «из искры возгорится пламя». Вся богатая и прежде счастливая Россия уже полыхала пламенем бунтов и грабежей.
Брат Евгений ездил в Елец. Там он раздобыл изрядно зачитанные, с маслеными подтеками и рваными углами номера газеты «Речь», «Русское слово», «Орловский вестник».
Иван Алексеевич жадно ухватился за чтение. Он увлек брата в тихий угол сада, удобно разместился на широкой, источенной дождем и солнцем скамейке, страстно заговорил:
– Нет, Евгений, не уверяй меня в обратном – мир сошел с ума! Ты только послушай, что делается, – убийства, грабежи, поджоги…
Брат иронично улыбнулся:
– Мир никогда нормальным и не был. Вся его история – это история душевнобольного.
Иван Алексеевич досадливо поморщился:
– Ну, положим, до тебя это Герцен хорошо объяснил. И разве до шуток в такое страшное время! Вот видишь, сообщают в газете цифру погибших во время демонстрации четвертого июля в Питере – пятьдесят шесть человек. Это только представить надо… А сколько покалеченных!
Евгений продолжал пикироваться:
– Кто посылал их на улицу? Сидели бы дома, пили чай из самовара. И никаких не было бы жертв. Так-то!
Иван Алексеевич промолчал.
– Вижу, не желаешь обсуждать, – не унимался Евгений. – А ведь в споре рождается истина.
– Не истина, но глупость – это точно! – отмахнулся Бунин. – Каждый несет свое, собеседника не слушает – вот ваши споры.
– Не буду мешать, мне идти надо в соседнюю деревню!
Газеты с тревогой сообщали, что «большевики проводят среди войск зловредную агитацию, саботируют подвоз продовольствия в крупные города, чем вызывают голод и недовольство населения», что «распропагандированные части Петроградского гарнизона отказались отправиться на передовые позиции».
Назывались имена главных виновных: член ЦК большевиков Зиновьев (Радомысльский), с замысловатым именем Овсей Гершон Аронов, и руководитель этой партии, германский агент Ульянов-Ленин Владимир