явив миру останки немецкого матроса.
– Там она, мумия, – сказал я Федору.
Полуяров любопытства не проявил – слегка повернул голову и тут же вновь уставился себе под ноги.
– Ты чего, Федь?
– Проклятие, – проговорил тихо Полуяров.
– Что?
– Проклятие!
Не был я уверен, что с Козловым все в порядке. Потому и сдержался. А так хотелось ругнуться! Потому что это все Петя. Сначала пугал нас сольным исполнением песни про белый парус и черный парус, потом принялся проклятием стращать. Якобы, настигнет оно каждого, кто возжелает пиратских сокровищ.
Впервые о проклятии Петя упомянул на следующий день после того, как «Золушка» взяла курс на острова Спасения. Все-таки Козлов был со сдвигом. С маленьким или большим – это как посмотреть. И от обстоятельств зависит. К примеру, есть люди, которые перед взлетом начинают доверительно сообщать соседу последние данные по статистике авиакатастроф, а когда самолет выкатывается на рулежку, с умным видом роняют фразы, типа: «Что-то мне не нравится, как правый двигатель работает, да и закрылки почему-то не шевелятся». С точки зрения соседа, такой «знаток» достоин четвертования, и его сумасшествие не может служить фактором, смягчающим вину. Но если подобные речи слышишь где-нибудь на даче – за чайком да шашлычком, тут можно и отмахнуться от назойливого любителя печальной статистики, ну, переутомился человек, ему посочувствовать надо.
Петя Козлов был из этой когорты доброжелательных психопатов. Он не жалел красок, расписывая беды и несчастья, которые пали на голову тех, кто осмелился посягнуть на тайну острова Селваженш-Гранди. Куда там проклятию Тутанхамона! Там горести и болезни поразили тех, кто нашел гробницу и вошел в нее. А в случае с кладом Уильяма Кидда, зло выкашивало всех еще на подступах к сокровищу. Корабли тонули, люди травились консервами, кто-то попал под лавину, среди алчущих пиратского золота постоянно вспыхивали ссоры, часто доходило до поножовщины и стрельбы. И только одного «копателя» – Афонсо Коэльо с Мадейры, проклятие до поры обходило стороной. Но и тот, в конце концов, стал его жертвой – умер. Помню, я спросил Козлова, сколько лет было достопочтенному сеньору Коэльо, когда он вверил душу свою Господу. «Шестьдесят девять», – ответил Петя, посмотрев на меня осуждающе. «Пожил, значит», – сказал я.
Видя, что я пребываю в тисках сомнений, Козлов переключился на Полуярова, последнего прилежного слушателя. Еще до меня Петю с его «страшилками» последовательно отфутболили Джон, Мила и Чистый. А Федор внимал и как-то даже попенял Козлову, что не знал о проклятии раньше. Знал бы – не ввязался в такое опасное предприятие. «Это вряд ли, – помню, подумал тогда я. – В Москве ты над этой чепухой посмеялся бы и посоветовал другу Пете пить валельянку»
Джон терпел это безобразие долго, но все же не выдержал и на правах шкипера приказал Козлову отставить разговорчики, смущающие незрелых членов экипажа. Петя на эту гневную филиппику ответствовал, что он так шутит. «И шуточки тоже отставить!» – рявкнул Дудникофф.
Что было делать Козлову? Пришлось