препятствия, открывал услужливо перед Настасьей дверь в ресторан, помогал снять с хрупких плеч легкое пальто и джентльменом отодвигал стул возле белоснежного, идеально сервированного стола.
Андрей с пониманием закрыл глаза на такую извращенную навязчивость. Евгений только в зале ресторана понял, что он не слуга этой красивой и восхищающей теперь уже и посетителей заведения пары.
– Мы, Евгений, хотели побыть вдвоем сегодня. – Андрей многозначительно взглянул на Настасью как на отражение всех своих жизненных симпатий. – Но если тебе не будет с нами скучно…
– Нет, – слишком быстро отреагировал Евгений. – Не будет…
Мило краснела от комплиментов Настасья. Мило улыбалась. Мило опускала глаза, смеясь. Мило влюбляла в себя. Мило… мило.
Евгений понимал Андрея во всем этом милом и, пряча в себе тревожащие его своим рождением чувства, тоже мило смотрел на отражение Настасьи в коньячном бокале – так подглядывают из-за камышей за девушкой, купающейся голышом: вроде, неприлично, но ах как хочется-то, сука!!!
– Так что же у тебя нового, Евгений? – Отправляя камышовое неприличие компаньона вместе с официантом за холодными закусками, Андрей взглянул открыто на собеседника.
– У меня? – Евгений едва поймал оторванный конец ситуационной нити, казалось, уже прошлогоднего разговора (ведь столько поменялась за четверть часа: Настасья, мило… мило и снова Настасья). – Да абсолютно ничего, все застопорилось: бизнес, жизнь, личная жизнь… – Евгений едва сдерживал себя, чтобы снова не вернуться в запретные камыши, он спасительно концентрировал взгляд на Андрее, на его свежести, модности, актуальности реанимированной респектабельности. – Зато у тебя все новое или «фейслифтингово»-обновленное. Я снова задаю тот же вопрос: как ты возродился, перевоплотился из…? – Он даже не стал описывать, то не вписывающееся в обыденную жизнь существо, каким он видел Андрея в последний раз, боясь незастольными эпитетами напугать Настасью, и, вспомнив о ней, он все-таки взглянул на нее и словно понял: – Или это заслуга Настасьи? Тогда это очевидно…
– Она тут ни при чем! – февральской стужей остудил его Андрей, заставляя краснеть свою спутницу, и далеко не от мороза. – Хотя любовь тоже сильная штука, но есть другие силы, которые поднимают и с колен, и даже павшего на самое дно…
– Что или кто они? Деньги, врачи, евреи? Или все это вместе? Скажи наконец! – это слишком громко раздалось в заключительных нотах и голосе затихающего романтического вокала.
Экспрессивность Евгения привлекла внимание посетителей ресторана, увидевших в нем расиста, мизантропа и просто пьяного скандалиста. Но он был трезв, а если пьян, то только от внезапно возникших чувств к Настасье. Вытрезвителем в совокупности с похмельем и неминуемой головной болью стал Андрей, демонстрирующий свою «обновленную» внешность вернувшегося к жизни «нарцисса».
– Все очень просто, – Андрей поднял бокал с вином, – и до рутинности банально: