прогремел второй залп.
За ним последовали новые и новые залпы, и каждые несколько минут гора выбрасывала теперь свое смертоносное дыхание, выплевывала молочный дымок, медленно уходивший в спокойное небо и повисавший в нем неподвижной тучкой.
Господин Соваж пожал плечами.
– Снова принялись за дело, – сказал он.
Мориссо, с беспокойством следивший за перышком своего поплавка, то и дело нырявшего в воду, вдруг почувствовал гнев – гнев мирного человека, возмущенного этими безумцами, которые вздумали драться.
– Надо же быть такими дураками, чтобы убивать друг друга! – проворчал он.
Господин Соваж подхватил:
– Они хуже, чем дикие звери.
И Мориссо заявил, вытаскивая уклейку:
– Подумать только, что так будет всегда, пока будут существовать правительства.
Господин Соваж остановил его:
– Республика не объявила бы войны…
Но Мориссо прервал приятеля:
– При королях дерутся с чужими, при республике – со своими.
И они принялись спокойно обсуждать важные политические проблемы, высказывая здравые суждения, свойственные добродушным, ограниченным людям, и сходясь на том, что свободы никогда никому не видать.
А Мон-Валерьен непрерывно гремел, разрушая ядрами дома французов, разбивая жизни и уничтожая живые существа, нанося неизлечимые раны – и здесь и в других землях – сердцам матерей, жен, дочерей.
– Такова жизнь, – заявил г-н Соваж.
– Скажите лучше – такова смерть, – с усмешкой возразил Мориссо.
И вдруг приятели вздрогнули от испуга, ясно расслышав у себя за спиной чьи-то шаги; обернувшись, они увидели четырех рослых мужчин, вооруженных и бородатых, одетых в ливреи, точно слуги, и в плоских фуражках. Эти люди целились в них из ружей.
Удочки выскользнули из рук рыболовов и поплыли по течению.
За несколько секунд обоих схватили, связали, бросили в лодку и перевезли на остров.
И позади того самого дома, который казался им заброшенным, они увидели человек двадцать немецких солдат.
Какой-то волосатый колосс, сидевший верхом на стуле и куривший большую фарфоровую трубку, спросил у них на отличном французском языке:
– Ну-с, господа, много ли наловили рыбки?
Тогда один из солдат положил к ногам офицера сетку, полную рыбы, которую не забыл захватить с собой.
Пруссак улыбнулся.
– Ого! Я вижу, улов недурен. Но сейчас речь не об этом. Выслушайте меня внимательно. На мой взгляд, вы – два шпиона, подосланные для того, чтобы выследить меня. Я вас поймал и намерен вас расстрелять. Чтобы лучше скрыть свои намерения, вы делали вид, будто удите рыбу. Вы попались мне в руки, тем хуже для вас, – на то и война. Однако вы прошли через аванпосты, и, разумеется, у вас есть пароль, чтобы пройти обратно. Сообщите мне этот пароль, и я пощажу вас.
Друзья стояли рядом, мертвенно-бледные; руки их дрожали нервной дрожью; они молчали.
– Об этом никто никогда не узнает, – продолжал