как же… Картошку сажает.
– Слушай, – сказал Григорий товарищу. – Давай ей поможем. Посадим эту проклятую картошку, чего она мучается, – болезненно сморщился он.
– Давай, – легко согласился товарищ, – давай поможем.
Они отворили калитку и вместе с дядей Сашей пошли в огород.
– Вот помощников тебе привел, – сказал дядя Саша соседке. – Гляди, какая рабсила.
Старая женщина не обрадовалась, а испугалась.
– Нет-нет, – затрясла она головой. – Нечем у меня платить, нечем. Нету денег, ребята.
– Не надо нам никаких денег. Мы просто помочь…
– И самогон я не варю, ребята. Нету…
Насилу ей втолковали.
Вторая лопата нашлась. И дело пошло.
– Во, во! Это по-ударному… Давай, давай! – подзуживал со своего огорода дядя Саша. – Переходи на четвертую, на ударную скорость.
Погода стояла хорошая, солнце. Разохотились и работали вовсю. И, считай, за два часа землю вскопали и посадили картошку, пять ведер.
Тетка Варя сначала поверить не могла, потом суматошилась да благодарила. И, конечно, собрала на стол. Чем она могла угостить? Хозяйство было вдовье, старушечье. И бедность, опрятная, но бедность глядела из углов.
Вареная картошка да огурцы соленые, яишенка с салом. И, конечно, бутылку выставила. Бутылку водки.
– На черный день берегу, – объяснила она. – Може, свет не будет гореть. И вот трубу почистить. Колонка, не дай бог, поломается. Вы уж сами откройте, – она стаканчики достала.
Григорий с товарищем переглянулись.
Господи… Да разве можно было пить это горькое стариковское вино… И не пить было нельзя, нельзя было подняться и уйти, хлеба не откушав.
Григорий нашелся. Он объяснил работу свою, на высоте, при которой водки нельзя и нюхать, сбегал в соседний магазин за пивом. И посидели они, пива выпили. Славно посидели, поговорили. Хозяйка их благодарила, благодарила и доброго им пожелала на семь колен вперед.
А когда уходили, она заплакала. Стояла у калитки, уже попрощавшись, и слезы текли по ее лицу, и она их промаргивала, улыбаясь виновато, и сглатывала комок, подступающий к горлу.
Эти слезы Григорий запомнил и еще дважды заходил к тетке Варе. Почистил бак для воды, покрасил, насос подладил.
Потом он уехал. Уехал и будто забыл этот далекий поселок.
Пришла новая весна. И вдруг вспомнилась однажды тетка Варя. Вспомнилась и из головы не уходила. Так ясно виделась Григорию весенняя земля, огород, солнце, синева неба и старая женщина, что из последних сил копает и копает землю. Вот, кажется, сейчас упадет. Задохнется и упадет, ткнувшись головой в мягкую копань. Упадет и не встанет. Но нет… не падает. Обопрется на черен лопаты, отдышится – и снова за труды.
Так ясно вспомнился прошлогодний май. Как после трудов за столом сидели, беседовали. И благодарные слезы у ворот, на прощание. Но чаще виделось, как копает тетка Варя, мается.
«Да, господи, мало ли кто на белом свете мучается», –