Как рассказать… Книга для школьного и семейного чтения. Борис Екимов

Дуня проснулась. Гриша наклонился над ней. В свете электрической лампочки засияли на бабушкином лице слезы.

      – Бабаня… – охнул Гриша. – Ты вправду плачешь? Так ведь это все сон.

      – Плачу, дура старая. Во сне, во сне…

      – Но слезы-то зачем настоящие? Ведь сон – неправда. Ты вот проснулась, и все.

      – Да это сейчас проснулась. А там…

      – А чего тебе снилось?

      – Снилось? Да нехорошее. Будто за желудями я ходила за Дон, на горы. Набрала в два мешка. А лесники на пароме отнимают. Вроде не положено. И мешки не отдают.

      – А зачем тебе желуди?

      – Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и чуреки пекли, ели.

      – Бабаня, тебе это только снится или это было? – спросил Гриша.

      – Снится, – ответила баба Дуня. – Снится – и было. Не приведи господи. Не приведи… Ну, ложись, иди ложись…

      Гриша ушел, и крепкий сон сморил его или баба Дуня больше не кричала, но до позднего утра он ничего не слышал.

      Утром ушел на рыбалку и, как обещал, поймал пять хороших бершей, на уху и жареху.

      За обедом баба Дуня горевала:

      – Не даю тебе спать… До двух раз булгачила. Старость.

      – Да ладно, бабаня, в голову не бери, – успокаивал ее Гриша. – Высплюсь еще, какие мои годы.

      Он пообедал и сразу стал собираться. А когда надел лыжный костюм, то стал еще выше. И красив он был, в лыжной шапочке, такое милое лицо, мальчишечье, смуглое, с румянцем.

      Баба Дуня рядом с ним казалась совсем старой: согбенное, оплывающее тело, седая голова тряслась и в глазах уже виделось что-то нездешнее.

      Гриша мельком, но явственно вспомнил лицо ее в полутьме, в слезах. Воспоминание резануло по сердцу. Он поспешил уйти.

      Во дворе ждали друзья. Рядом лежала степь. Чуть поодаль зеленели посадки сосны. Так хорошо было бежать там на лыжах. Смолистый дух проникал в кровь живительным холодком и, казалось, возносил над лыжней послушное тело. И легко было мчаться, словно парить.

      За соснами высились песчаные бугры – кучугуры, поросшие красноталом. Они шли холмистой грядой до самого Дона. Туда, к высоким задонским холмам, тоже заснеженным, тянуло.

      Манило к крутизне, когда наждаковый ветер высекает из глаз слезу, а ты летишь, чуть присев, узкими щелочками глаз цепко ловишь впереди каждый бугорок и падинку, чтобы встретить их, и тело цепенеет в тряском лете. И наконец пулей вылетаешь на гладкую скатерть заснеженной реки и, расслабившись, выдохнув весь испуг, катишь и катишь спокойно, до середины Дона.