замечено, как какая-то мужская стать, а вернее – господин Пейдодна, по какому-то поводу проявляет своеобразную форму протеста в виде объятия фонарного столба.
Другой же, господин иностранного происхождения, герр Дринькштоф, торопится на выручку первому.
Он, распластавшись в двухмерном пространстве, совершая руками круговые движения, пытается безрезультатно «подплыть» к своему приятелю. Манюня сочувствует:
ЧУБЧИК
Правильно гласит неписаный закон: «Всё, что шатается, обязательно должно упасть». Не рассчитала братва сил своих, вот вам и результат.
Проходят в дальний угол сада, куда едва долетают людской шум и звуки музыки. Слышно, как на смену игривому, весёлому, фугообразному пассажу приходят диссонирующие звуки фаготов, флейт и виолончелей, рождающие тяжёлое, тягучее маэстозо-состенуто, пробуждающее тоску и мрачные предчувствия.
Вбирая плечи в голову, Иван Абрамыч сетует:
БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ
Дедушка сквознячок что-то разгулялся. Как бы не застудиться. Давай-ка присядем да помолчим.
Присаживаются на лавочку, укрываемые листвой акации. Ночь всё так же прекрасна. Ярко светит Луна, покрывая серебром лужайки и верхушки крон деревьев. Игриво перемигиваются звёзды.
Откуда-то с юго-западной стороны доносятся звуки собачьей брехни. Воздух наполнен живительными струями ночной прохлады.
Манюня делает попытку нарушить молчание.
ЧУБЧИК
А небо-то какое. Так и звездится, так и звездится. Сидим, не шелохнёмся, словно заминированные, а, Иван Абрамыч?.. Это просто какой-то частокол загадок, какой-то паноптикум. Что ни шаг, то открытие. Сплошной серендепити.
Но Иван Абрамыч углублён в собственные мысли. Его молчание столь красноречиво, что Чубчик машет рукой и умолкает. Где-то куранты бьют полночь.
Вдруг из-за кустов сирени доносится глас Монблана Аристарховича Кочергина-Бомбзловского:
КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ
Друзья мои! Где вы, чёрт бы вас подрал? Куда вы запропастились?
Предвкушая окончание затянувшегося молчаливого диалога, Манюня радостно отзывается:
ЧУБЧИК
Мы здесь, туточки, Монблан Аристархович. Сидим вдвоём с Абрамычем как два сыча на одной ветке.
Хозяин облегчённо вздыхает:
КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ
А-а-а-… Вот где вы спрятались. А ведь подумал, ушли, черти, даже не попрощались. Слава Богу, вы ещё здесь, а значит и не откажитесь переночевать у меня, в этой скромной обители.
Манюня удивляется:
ЧУБЧИК
Вы так говорите, Монблан Аристархович, будто гости уже разошлись.
КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ
А почему бы им и не разойтись? Вот уже как десять минут полночь пробило.
ЧУБЧИК
И что? За такой короткий промежуток времени все успели куда-то испариться?
Бабэльмандебский и Чубчик прислушиваются. Действительно, в воздухе висит ночная тишина, нарушаемая лишь только звуками природы и шуршанием гравия под ногами трёх стáтей, направляющихся к зданию особняка. Иван Абрамыч удивляется:
БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ
Куда