тайною скрытой.
Это будет вдали
От назойливых глаз и забот.
И не будет в помине
Там пошлости нищенски-сытой,
И не будут рубли
Предъявлять оскорбительный счет.
Будет солнечный свет,
И тепло, и пьянящие травы,
И плоды, и цвет, —
Будоража, дразня.
Там изгладится след
Кровь твою леденящей отравы,
И уверуешь ты,
Наконец-то, в меня.
Захмелеем мы враз
Без ненужного там алкоголя.
Станет бывшей нужда
Обнаженную радость скрывать:
И для губ, и для глаз —
Не свобода, а вольная воля!
И ты сможешь тогда
Наше чувство полетом назвать.
Будет так. Но пока
Счастье с примесью горечи прячем.
Заперев изнутри
Дверь (а дом – без единой стены)
Ежась от сквозняка,
Мы беззвучно смеемся и плачем.
Как бы,
черт побери,
Поскорее дождаться весны!
Библейский мотив
«Прощальный поцелуй…»
Прощальный поцелуй
Был холоден и жарок,
Как память о тебе
Горька и дорога.
Последний поцелуй! —
Отравленный подарок;
Дар другу бывшему
От тайного врага.
Не сотряслась земля,
Не совершилось чуда.
И лишь в зрачках, сквозь страх,
Зияла пустота.
Теперь ты знать должна,
Что чувствовал Иуда,
Поцеловав Христа.
«По местам, где счастлив не был и не буду…»
По местам, где счастлив не был и не буду,
По асфальтам, уходящим из-под ног,
Я брожу и сердцем слышу
Ветра шум тоскливый всюду.
Одинок он, этот ветер, одинок.
Он летит сквозь тишину нависшей ночи
И плетёт из листьев осени венок.
И смеяться он не может,
И, похоже, жить не хочет.
Одинок он, этот ветер, одинок.
То гудит, то вдруг почти что пропадает,
Лишь скулит, как потерявшийся щенок.
То в беспомощном порыве,
Словно пьяный, зарыдает.
Одинок он, этот ветер, одинок.
Стихнет скоро, а потом совсем застынет.
И рассвета полусонный осьминог
Подплывет ко мне беззвучно
И из тела душу вынет
Одинокую, как ветер одинок.
«Я вновь хожу убитый…»
Я вновь хожу убитый.
Моим глазам усталым
Не отыскать любимой
В удушливой ночи.
Брожу по переулкам,
Блуждая по кварталам,
И что-то очень громко
В груди моей стучит.
Стучит оно и бьется
Неровными толчками,
Рыдает и смеется,
Будя глухую ночь.
Но кто лица коснулся?
Кто жадными руками
Из тела вырвал