политической экономии математикой помогает примирить рассудок с любой действительностью, но не помогает осознавать происходящее. Эконометрика может быть полезным подспорьем, незаменимым инструментом исследователя, но только когда опирается на прочный политэкономический фундамент и понимание исследователем природы изучаемых явлений. Тем более в гуманитарной сфере, а экономика, как «наука о человеческой деятельности»6, суть наука именно гуманитарная, как всякая наука о человеке. Человек свободен в своей воле, а, значит, его решения не могут быть наверняка предопределены математическими расчётами: «Непредсказуемость имплицирована свободе, а если так, то мир никогда не может быть полностью сведён к математической логике», – справедливо сказал на этот счёт тогда ещё будущий Папа Римский Бенедикт XVI7.
От ответов на эти вопросы, от практического применения последствий различных ответов на эти вопросы зависит качество жизни миллиардов людей по всему миру каждый день.
Конечно, на протяжении тысячелетий человеческой истории мыслители неоднократно пытались дать такие ответы (на начало XX века, по оценке австрийского экономиста Карла Менгера, вопросам денежного обращения было посвящено около 7 тысяч работ, за век их количество выросло в 6 раз и, по оценке современного русского экономиста, занимающегося изучением феномена денег, Юрия Базулина, продолжает ныне экспоненциальный рост8). Но какие-то из этих ответов незаслуженно забыты, другие – искажены и превратились в стереотипы, граничащие с заблуждением, а третьи, как показала история, вовсе оказались ошибочными. Потому все эти вопросы постоянно нуждаются в переосмыслении и новом ответе, а каждый очередной денежный кризис даёт толчок подобным исследованиям, как в России это в очередной раз в нашей истории произошло в декабре 2014 года («никогда такого не было и вот опять»).
Многие выдающиеся учёные, принадлежащие к разным научным школам, странам и народам, жившие в различные эпохи, занимались вопросами денежного обращения. Среди них можно выделить Николая Коперника и Николая Орема, Томаса Грешема и Доминго де Сото, маркиза Виктора де Мирабо и Ричарда Кантильона, Адама Смита и Давида Юма, графа Пьетро Верри и Германа Госсена, Альфреда Маршалла и лорда Мейнарда Кейнса, Карла Менгера и Фридриха фон Хайека, Ирвинга Фишера и Джеймса Тобина, Гуннара Мюрдаля и Роберта Манделла, Милтона Фридмана и Бена Бернанке. Было бы несправедливым не отметить в этой связи роль таких научных школ как саламанкская школа в Испании XVI века, французские школы меркантилистов и физиократов XVII – XVIII веков, классическая политическая экономия, активно развивавшаяся в Великобритании в XVIII – XIX веках, а также пришедшее ей на смену в XX столетии кейнсианство, родом из этой же страны. Не меньшую роль сыграли австрийская и стокгольмская экономические школы середины XX века, а также появившееся в 1970-е годы в США учение монетаристов. Если же заглянуть