в него камень, и он улетел, обронив одно перо. Черное, длинное. Я… я подобрала его. Стояла там и жалела, что не умею летать, как он. А потом… Я не…
– Ты изменилась, – сказал Мвита.
Он смотрел на меня очень внимательно.
– Да! Я стала грифом. Клянусь! Я не выдумываю…
– Я тебе верю. Заканчивай.
– Я… Мне пришлось выпрыгивать из-под своей одежды, – сказала я, вытянув руки. – И я слышала все. Я могла видеть… как будто мир мне себя открыл. Мне стало страшно. А потом – я лежу, я – снова я, голая, а рядом лежит одежда. Во рту нет алмаза. Я нашла его в паре футов, и…
Я вздохнула.
– Ты – эшу.
– Я что? – слово звучало похоже на чих.
– Эшу. Ты можешь перекидываться, кроме всего прочего. Я это знаю с того дня, как ты превратилась в воробья и вспорхнула на дерево.
– Что?! – проорала я, отпрянув от него.
– Я знаю то, что знаю, – сказал он спокойно.
– Почему мы мне не сказал? – я сжала трясущиеся кулаки.
– Эшу никогда не верят, что они эшу, пока не убедятся на опыте.
– И что мне делать? Что… откуда ты все это знаешь?
– Оттуда же, откуда и другие вещи.
– И откуда же?
– Долго рассказывать. Слушай, не говори об этом подругам.
– И не собиралась.
– Важно, кто первый. Воробьи живучие. Грифы – благородные птицы.
– Что такого благородного в том, чтобы есть мертвечину и воровать мясо с колод?
– Всем надо питаться.
– Мвита. Ты должен рассказать мне больше. Мне надо уметь защищаться.
– От чего?
Из моих глаз полились слезы.
– Кажется, что-то хочет меня убить.
Он помолчал, заглянул мне в глаза и потом сказал:
– Я этого не допущу.
Мама считает, что все на свете неслучайно. Ничто не происходит просто так – ни резня на Западе, ни любовь, встреченная ею на Востоке. Но стоящая за всем этим воля – я называю ее Судьбой – холодна и жестока. И так непреложна, что нет никакой доблести в том, чтобы ей покоряться. Судьба неизменна, как хрупкий кристалл во тьме. Но вот за Мвиту я благодарю Судьбу и склоняюсь перед ней.
Мы встречались дважды в неделю после школы. Именно его уроки помогали мне сдерживать страх красного глаза. Я по натуре боец, и уже сам факт, что у меня теперь есть оружие, хотя бы и негодное, притуплял мою разрушительную тревогу. Во всяком случае – в дни наших встреч. Мвита и сам неплохо отвлекал меня. Он прекрасно говорил, хорошо одевался и держался уважительно. И у него не было репутации изгоя, как у меня. Луйю и Дити мне завидовали. Они с удовольствием пересказывали мне слухи о том, что ему нравятся девушки постарше, замужние, под двадцать. Которые уже закончили школу и поумнее меня.
Про Мвиту никто ничего не знал. Одни говорили, что он самоучка, живет у какой-то старухи и читает ей вслух в обмен на кров и карманные деньги. Другие – что у него собственный дом. Я не спрашивала –