сь кортеж притормозил. Порылся в кармане, достал ключ. Когда дверь за ним закрылась, «свита» помчалась по своим делам.
Из людской кутерьмы возникла уборщица. Она подошла к двери и протерла тряпкой табличку, на которой значилось: «Матвей Быстров». Еще там был номер кабинета – 700. Рядом с табличкой кто-то нацарапал: «Спецагент». И это была чистая правда.
Кабинет заливало солнце. Быстров подошел к письменному столу, на котором не было ровным счетом ничего. Скинул пиджак. Из наплечной кобуры вынул «парабеллум», понюхал дуло, поморщился, положил на стол. Из брючного кармана выудил нож – фирменный «спринг-найф»; дважды нажал на кнопку – выпрыгнуло и снова спряталось в ручку узкое лезвие, точно язычок ядовитой змеи. Из заднего кармана достал наручники. Опустился в кресло, приподнял брючину и из-за тугого носка вытащил еще один пистолет, у профессионалов получивший прозвище «лилипут».
Покончив с разоружением, Матвей осмотрел свой арсенал, откинулся на спинку кресла, провел пальцами по щекам: надо побриться – и закрыл глаза.
Он спал, и шаловливый луч солнца играл с его волосами. Однако короток был его сон. Требовательно зазвонил телефон. Не открывая глаз, Быстров уронил руку на аппарат.
– Матвей? – Девичий голос полнился чувством, которое не могли затушевать ни провод, ни мембрана телефона. – Тебя Сам вызывает.
Быстров тряхнул головой, разгоняя остатки сна, и встал – резко, рывком: он снова был готов к работе, к своей ответственной, опасной работе. И никто бы не сказал, глядя на него, что усталость несколько дней кралась за ним по пятам и что лишь минуту назад Морфей держал его в своих объятиях.
Он сгрузил оружие в сейф и вышел из кабинета.
Секретарша встретила его извинением:
– Я не хотела будить.
– И все-то у нас про всех известно! Дверь закрыта была, откуда знаешь, что спал?
– Щека припухла.
– Когда спят в кресле, руку под щеку не подкладывают, – наставительно заметил Матвей.
– Как живым-то остался? – У девушки задрожали губы.
– Не надо, Любаша. – Быстров потрепал ее по худенькому плечу. – Служба у нас такая! – В его голосе зазвучали стальные нотки.
– Иди уж, – через силу улыбнулась девушка и махнула рукой на дверь начальника. – Он в комнате отдыха.
Глаза Матвея посуровели. Личная комната отдыха – привилегия. А он был против всех и всяческих привилегий. Он хотел повернуться и уйти, но взыграло любопытство – он никогда еще не был в «святая святых» руководства.
Самой важной деталью обстановки кабинета был стол совещаний. Крытый зеленым сукном, он производил угрожающее впечатление своими размерами. На нем были расставлены керамические пепельницы, каждая из которых могла вместить не одну сотню окурков. Украшал стол огромный букет цветов в хрустальной вазе. Живые цветы на рабочем месте – это была слабость руководства, если хотите – прихоть, впрочем, безобидная, а потому простительная.
Дверь в комнату отдыха замаскировали под деревянную панель, которыми был облицован кабинет. Сейчас она была приоткрыта.
– Матвей? Заходи.
Быстров шагнул в «святая святых» и окаменел. В крохотном помещении не было ни ковров, ни холодильника, ни бара с напитками. Чуть ли не половину комнатки занимал огромный верстак, заваленный обрезками картона, листами мелованной бумаги, каким-то инструментом.
Сам стоял у верстака, держа в руке кисть. Клеенчатый фартук, обхватывающий немалый начальственный живот, был заляпан клеем. Начальник сейчас напоминал мастерового-сапожника из старых фильмов «про революцию».
– Удивлен?
Матвей кивнул.
– А я вот о пенсии мечтаю. Книжки буду переплетать. Славно-то как! Дай только подрасчистим страну от всякой мерзости…
– Долго ждать придется, – хмуро сказал Быстров.
– Это верно. Но, думаю, осилим. Обязаны. Дело чести.
Начальник мазнул кистью по лежащему на столе переплету, вставил в него книжный блок. Все у него получалось ловко, красиво.
– Как? – Он продемонстрировал отреставрированную книгу.
– Здорово! – Книга и впрямь выглядела как новая. Портрет Ленина на обложке сиял свежей позолотой. – Номер тома плохо видать. – Быстров мог бы и промолчать, но кривить душой было не в его правилах.
– Подправим. – Сам склонился над верстаком. – А теперь?
– Теперь совсем хорошо.
Сам снял фартук, облачился в китель, и мастеровой пропал: перед Матвеем был полковник Николай Семенович Ухов, гроза и первый враг уголовников, противоправных элементов и коррумпированных чиновников.
– Банду Хромого Хомы ты лихо раскрутил, – уже другим тоном сказал начальник. – Слышал, пострелять пришлось. Сколько на счету?
– Не я их, так они меня, – вскинулся Быстров. – Трое.
– Ладно, оставим. А вообще-то, аккуратно поработал. Отдохнуть, небось, хочешь?
– Есть поручение?
– Есть.