лучше было бы сейчас воздержаться. Однако врожденный мазохизм заставляет все таки поднять взгляд на беспристрастную зеркальную поверхность. O, mon Dieu! Bordel de merde![4] К подобному удару я оказываюсь не готова. В мешках, подобных тем, которыми может похвастаться мое подглазье, небогатая семья из российской глубинки могла бы запасти не один килограм картошки на зиму. А эта нежно зеленоватая кожа с розовыми вкраплениями сосудов и расширившимися от ужаса перед такой халатностью порами – чем не прекрасный образчик в рекламе – ДО применения чудодейственного крема. Ну-ка а что это у нас здесь? Нет, не может быть! На левом веке обнаруживает неизвестная мне доселе длинная кривая морщина. Хилый черешок настроения при виде подобного ужаса с головой зарывается в землю. Я принимаюсь тщательно замазывать непрошенную гостью кремом Ла Прери с черной икрой. Она мигом сжирает икру, но уходить, похоже, не намеревается. «Надо завязывать с такими беспонтовыми пьянками. Я уже не говорю о бессонных ночах!» наблюдает за моими маяниями брюнетка. «Вообще давно пора найти нормального платежеспособного мужика и остепениться наконец. Ездить два раза в год на острова, раз в месяц по европейским столицам, заказывать одежду прямо с дефиле и открыть какой-нибудь благотворительный фонд по спасению галапагосских пингвинов». «Лучше бездомных собачек» возражает блондинка. «Собачки не круто. Они блохастые и воняют. Нужна какая-нибудь приятная экзотика. Вроде коал или морских котиков. Спросят на какой-нибудь презентации «а чем занимается ваша очаровательная супруга?» А она так скромно склонив голову «Я спасаю камчатских бобров». Ледяной душ немного встряхивает оставшийся от меня пожилой каркас, сделав дальнейшее существование хоть и не приятным, но хотя бы возможным. «Камчатские бобры» бубню я себе под нос, вылезая из ванны, «Почему бы и нет». Холодильник нахально выпячивается навстречу мне и моему сморщенному желудку белой больничной пустотой. Из коробки Нескафе стыдливо выглядывает последняя красная лишенная спасительного кафеина капсула. Все ясно, придется прихватить свой непрезентабельный анфас и тащиться в ближайшую булочную. Когда мой организм немного взбадривается свежеиспеченным ушком (которое французы по непонятным мне причинам величают «пальмой») и шоколадным маффином, телефон заводится в сумке знакомой трелью. «Извините за беспокойство, мадам, но вы в прошлом месяце не перевели нам квартплату» суховато информирует меня реэлтор. «Это конец!» вспыхивает алая лампочка в моей голове. Волшебный источник под названием мосье Сешо окончательно и бесповоротно пересох. Мне казалось, я была морально готова вычеркнуть из своей жизни милого женевского пенсионера. Я ведь такая вся из себя непробиваемая железная леди с золотистыми значками евро в пустых глазницах и россыпью брильятнов вместо мозга. Сентименты это не для меня. Пусть ими тешатся глупые курицы, обросшие детьми, стиркой-глажкой и мужьями-лузерами. А я плюну, сотру номер из записной книжки телефона, переступлю через тело предателя на 15-сантиметровых Лубутанах и поспешу вперед к новым более перспективным
