в те времена евроремонта не дотянули, но обои поклеили новые (в мелкий желтый лютик), установили мебель польского производства и сменили заскорузлый розовый кафель в ванной на крупную лиловую плитку. Я возвращалась вечером в свое с любовью обустроенное гнездо, но удовлетворения почему-то не чувствовала, не говоря уже о пресловутом счатье. Тремя месяцами позже директор Забельского скрылся в неизвестном направлении, предусмотрительно опустошив кассу компании. Дениса затаскали по судам, хорошо хоть благодаря связям мамаши не посадили. Источник легких денег иссяк, и работника с такой заляпанной репутацией на пристижные должности брать не спешили. Забельский от такой несправедливости впал в глубокую депрессию. Он целыми днями лежал на диване, уставившись в телевизор, и отплеплялся исключительно для похода в туалет. Со мной разговаривать стал сквозь зубы. Очевидно, я была признана в сложившейся ситуации виновной. «Мальчика надо понять и поддержать» заявила мне свекровь, притащившись к нам как-то вечером, «Такой тяжелый удар для его нежной психики! Ты же знаешь, депрессия это серьезная болезнь! Ты просто обязана ему помочь». Я все понимала. После работы бежала в магазин за продуктами, готовила дома вкусный ужин, подавала еду прямо в гостиную, собирала с пола пустые пакеты от чипсов и банки от пива… и все это с милой улыбкой вроде как так и должно быть. Пару раз я пыталась растормошить депрессивного эротическим шоу, но болезный только мощил свою симпатичную физиономию в плаксивую гримассу «уйди, и без тебя тошно». Я поплохела и осунулась. Мужчины больше не оборачивались мне вслед. На уход за собой не хватало ни времени, ни средств. Однажды, притаранив на пятый этаж (лифт в тот день не работал) тяжеленную торбу продуктов, я взялась расстегивать старые сапоги в коридоре, а молния как на зло заела. Я сползла на пол и разрыдалась так громко и отчаянно, что даже приросший к дивану Забельский вылетел стрелой в прихожую. «Умер кто?» выдал он единственную возможную причину для такого отчаянного крика души. «Да! Я!» выдавила я сквозь всхлипы. «Заболела?» ужаснулся диваножитель. Мое нечленораздельные хлюпание прозвучало как положительный ответ. Потом на кухне после третьей чашки нервного сбора, я призналась, что грызет меня изнутри не страшная болезнь, а прожорливый паразит по кличке «быт». На Забельского мой эмоцианальный выкидыш оказал положительное действие. Уже на следующий день он встряхнулся, сходил в дешевенькую парикмахерскую в соседнем подъезде, втянул выкатившийся за недели спячки животик, побрызгался Готье Homme местного разлива и объявил, что отныне будет искать работу. В моей душе вспорхнула пестрая бабочка с мелкими вкраплениями надежды и счастья на бархатных крылышках. Благих намерений Забельскому хватило на две недели. Потом начались гневные тирады про «козлов работодателей» и их неспособность оценить манну небесную, свалившуюся на их тупые рогатые головы в виде его замечательной кандидатуры. Я чувствовала, что еще немного, и моего
