жар печной в полене,
Мерцает от лампадки свет,
Перед иконой на коленях
Стоит трехлетняя Анет.
О чем же, соскочив с кровати
И связный лепет обретя,
С восторгом молит Божью Матерь
Разгоряченное дитя?
О том ли, что виденьем теплым
Безгрешную объемля грудь,
Блаженным и бесповоротным
Начертанный явился путь?!
Ей было имя богоданно,
И в нем – серебряная нить,
Молясь, его вспомянешь: «Анна», –
И невозможно разлюбить.
Оно внутри себя зеркально,
Земного в нем не видно дна,
Библейского завета тайной
В нем отразились времена.
И сколько в нем скрывалось смысла,
Коль путь монашеский избрав,
Подписывала «Анна» письма,
Родную нить не оборвав.
5
Без боли прошлого не тронешь:
Счастливый стелется туман,
И празднично гудит Воронеж,
Где жил святитель Митрофан.
Мария Алексевна чтила
Его икону – ведь она
Её чудесно исцелила,
Когда весь год была больна.
Ценя дарованную милость,
Под колокольный перезвон
Семейство каждый год стремилось
Сюда приехать на поклон.
Достойный – в благости утонет,
Земных не требуя наград,
Преосвященный же Антоний
Гостям бывал сердечно рад.
Он Себряковых знал давненько,
Любил беседовать… И вот
С крыльца, ступенька за ступенькой,
Сошел, чтоб встретить у ворот.
Родителей благословляя,
Священник поднял взор, и вдруг
Дитя, как будто бы играя,
Из няниных спорхнула рук.
Пред старцем пала на колени,
И так легка – под стать птенцу,
И так мала, что только тени
Цветов скользили по лицу.
В безмолвии застыли люди,
Сияла неба глубина…
Предрёк Антоний: «Это будет, –
Крестя, –
Великая жена!»
6
А матери родное чадо
Не отпускать бы от груди,
Пускай в именье, за оградой,
Не будет знать, что впереди.
И небо пусть не разлучает
С тем, что не чувствует беду,
С накрытым на веранде чаем,
С детьми, шалящими в саду.
Что прячет в сердце мир отрадный,
О чем не скажут соловьи…
Мать на детей глядит с веранды
С счастливым выдохом: «Мои?!»
Лучи закатные приемля,
Любовь вздыхает глубоко,
Она собой объемлет землю,
С ней сны досматривать легко.
Порою бабочкой садится
На детский пальчик… Иногда
Она, как сонный лист, кружится
И опадает сквозь года.
Она искрится в шумных играх,
Пружинит в скошенной траве,
И копится в сосновых иглах,
И шьет по