положил письмо на видном месте, прошел к себе, долго шарил за диваном, пока не нащупал ружье в чехле. Патронташ был на месте – в сундуке. Он достал ружье из чехла, твердой рукой зарядил его и неторопливо пошел в сад, прикидывая на ходу, как сделать выстрел, чтобы не слишком поуродоваться – ведь ему еще предстояло лежать в гробу, а сын со снохой не виноваты ни в чем, закрытый гроб для них будет излишней неприятностью, хватит и того, что отец покончил с собой. Мысли его были холодны и рассудительны, он даже знал, где все произойдет – у той самой яблони, с которой в сорок седьмом упала Мария, поэтому шел не задумываясь.
– Вот черт! – озадаченно сказал Сашка, когда утром вернулся домой и ему сообщили о смерти деда. – Да что я такого сказал? Я ж пошутил!
Письма, оставленного дедом Степаном, отец Сашке не показал, и Сашка жил в счастливом неведении, искренне полагая, что дед просто устал от жизни, как это бывает со стариками и больными, которые полагают смерть простым избавлением от постылых житейских мук.
Шахидка
Она шла по улице, как идут по облаку.
На ней была непривычная мини-юбка, неприлично оголяющая ноги, пестрая блузка, которую нельзя носить в трауре, и неудобные туфельки на высоких каблуках. Она шла, чувствуя биение пульса на правой руке и частое движение вены на шее. Талия ее, не знавшая рук мужчины, ощущала узкую тяжесть смертельного пояса.
«Ничего страшного, – объяснял в лагере Ахмед. – Надо всего лишь соединить эти проволочки. И все!»
Ей было шестнадцать лет, и она была из Гудермеса.
«Вспомни о брате, – говорил Ахмед. – Вспомни о брате, убитом гяурами. И думай об Аллахе. Ты должна».
Ей было шестнадцать лет, и за это время она не помнила ни одного мирного дня.
«Лучше всего сделать это в троллейбусе или в магазине, – внушал Ахмед. – Там где неверных будет больше. Помни, что этого хочет Аллах».
Брата привезли мертвого на рассвете. У него бессильно болталась голова, а по ладони текла тонкая струйка черной в сумерках крови. Вечером он уехал с друзьями на машине, а утром его привезли мертвым.
Отца она не помнила. Его убили в девяносто пятом. Ей тогда было три года.
«Он был хорошим мусульманином, – сказал Ахмед. – Он был грозой неверных. За это гяуры убили его».
Сейчас надо было только найти людное место, войти в скопление людей и свести проволочки в заряде на талии.
«Это очень просто, – объяснял Ахмед. – И совсем не страшно. Ты даже не почувствуешь боли. Просто на секунду вокруг тебя потемнеет, и ты очнешься в раю вместе с гуриями. Аллах любит тех, кто держит в сердце своем его имя. Помни, в Священной книге сказано: «Если вы умрете или будете убиты на пути Аллаха, то прощение от Аллаха и милосердие – лучшее из того, что вы собираете!»
Город жил, город спешил, город щебетал, город шелестел листвой зеленых деревьев и трепетал юбками девушек, он еще не знал, что ему уготовано.
Она шла по городу, оглядываясь в последний раз, она пыталась вызвать