толкать нас в спину, наступать на пятки. Оно прошло.
…Прошло совсем. Раньше из него было видно будущее. Черт знает что. Мы чокаемся. А помнишь, как мы гуляли в этот день год назад с Кимико и Джимми у Сиху?… Как колыхались подсвеченные ивы, а мы забились в толпу посмотреть на музыкальные фонтаны, ловили друг друга за руки, терялись, обнимались, мёрзли. Ужинали потом в японском ресторане, и Джимми разливал горячее саке. Стакан у меня в руке нагревается. Помнишь?… – Роман думает о том же.
Я собираюсь встретиться с Джимми и беру с собой пижаму и косметичку. Но пока я принимаю душ, Роман с неожиданной прытью бежит наверх к Михаэлю интриговать. Он подговаривает его увести меня вдоль Сиху подальше, мосточками да кабачочками – от Джимми. Тот выражает готовность и заходит за нами. Оба настырны и демонстративно веселы. Я пытаюсь нашептать что-то Джимми через wechat5. Джимми покидает теплую гостиницу и начинает потихоньку с нами сближаться. Но мы не засиживаемся нигде – таков план моих коварных друзей. Адрес сменяется новым, обстоятельства нашего бегства громоздятся и путаются – Джимми больше не в силах бежать и просит пощады. Я иду на поиски, но судьба сильнее – мы ждем друг друга в двух разных Старбаксах с разных сторон озера. Я плетусь к своим губителям. Они очень довольны. – Джимми тебе не игрушка, – назидательно говорит Роман. – Ты его больше не любишь. (Это правда, но мне больно, и я хочу теперь мучить Джимми). – Не твоё вообще-то дело.
…Уже ночь. Мы решились на большое путешествие по дамбе Суди. Мелькают мостики и наши излюбленные скамейки. Ночь лунная. Хорошо просматриваются горы и противоположный берег. Мы с Михаэлем бредем рядом, спотыкаясь друг о друга. Роман идет поодаль и философствует. Выбрав скамейку, мы разливаем саке из маленькой бутылочки, в которую перелили его из нашей бездонной бочки. Мы говорим – как всегда – о любви. Михаэль вспоминает первую любовь – затяжную, горькую, с ежедневными письмами, с унижениями и подачками. А я ничего не помню. Сердце сочится райскими ручьями. Райскими ручьями, в которых совершено убийство. Я не знаю уже, кто это был, я не запомнила лицо убийцы.
– Вот почему, – вопрошаю я Михаэля – Генри Миллер жил также, как мы – та же дыра в кармане, та же безалаберность, те же дурацкие влюбленности, случайные связи… Но почему он постоянно счастлив – а мы – мы нет? Почему… Волна вдруг сильно бьет в берег – это дух Генри Миллера прилетел на зов.
– Не думаю, – отвечает Михаэль, натыкаясь на меня в очередной раз и отступая в сторону, – что он был счастливее нас с тобой. Не был. Просто оно уже подвергнуто обработке. Это как приготовленное блюдо: ингредиенты были сырыми, жесткими, горькими, кислыми, пресными, – но ты с них счищаешь грязь, моешь, отрезаешь лишнее, обжариваешь их, тушишь, томишь в печи, подаешь под белым соусом…
– Да-да, – киваю я. – Конечно. Как же я забыла. Катарсис. Ясное дело. Дух Генри Миллера свободен – я больше не испытываю