тут ещё и Соломоныч явился в больницу, и давай урезонивать меня. Он всё про тебя и меня, оказывается, знал. Не вмешивался до поры до времени. А придя в больницу, так и сказал: «Пора принимать меры». Прояснил ситуацию с тобой. То, что он хочет тебе предложить, думаю, тебя может спасти. Какое именно предложение, узнаешь от него самого. Моя задача отправить тебя сегодня же к нему.
– И тебе можно верить?
– После всего, что я натворил, разумеется, поверить сложно. Соломоныч предвидел такую ситуацию, просил передать тебе что-то вроде пароля: «Ворон так хочет» и сказал, что этого будет достаточно, чтобы ты мне поверил.
– Этого и в самом деле достаточно. Хорошо. Я уйду сегодня же. А теперь иди. Мне нужно посидеть тут одному.
Адыл протянул руку, Барбек подал свою. Оба вздохнули облегченно и улыбнулись друг другу. Один ушёл, другой остался у родника, не торопясь омыл руки до локтей и лицо, выбрал для медитации место и, приняв позу лотоса, прикрыл глаза, выравнивая дыхание и мысли. Но медитации не получилось. Морфей убаюкал его своим приятным дыханием. И вот он стоит у подножия знакомой горы, а к нему с вершины спускается старец, убелённый сединой, невысокого роста и худощавый. Белые как снег длинные волосы развевались на ветру, и остроконечная борода покачивалась в такт неспешной походке. Глаза старца светились детской голубизной. Барбек вспомнил слова отца по поводу голубых детских глаз: у всех только что родившихся детей цвет глаз голубой, как знак того, что чадо явилось в мир с небес как дар божий. Старец взял юношу за руку и повёл на гору. Во снах все действия происходят не так, как в реальной жизни: или мгновенно, или мучительно затянуто. Двое оказались на пике горы сразу, едва успели сделать пару шагов. Старец указал левой рукой в сторону запада, где пылал закат. Затем правой рукой – на скатерть, разложенную у самых их ног. На скатерти возлежали рядышком три вещи – звезда, кинжал и книга. Звезда вся переливалась, играя на свету рубиновыми гранями, сияло стальное лезвие кинжала, а книга, хоть и внушительного размера, но ветхая, спокойно лежала, ничем не привлекая внимания к себе. Старец молвил: «Там, на западе, будет вершиться твоя судьба, и что ты выберешь сейчас, станет твоим провидением или наказанием». Юноша выбрал книгу. Вернее, он только подумал о ней, как она оказалась у него в руках. Тяжесть фолианта и присутствие чего-то таинственного, сокрытого в ветхих страницах книги, ощутил в руках Барбек. Старец ничего не сказал, лишь улыбнулся еле заметно и исчез. Вслед за ним исчезли книга и сами горы. Стояла тишина, и где-то рядом булькал родничок. Сын Аскера проснулся.
Ранним утром он тихо постучал в дверь друга.
– Ассалам алейкум, Соломоныч.
– Алейкум ассалам, Барбек. Проходи. Присаживайся. Слышал, что война началась?
– ?!
– На нашу страну напали немцы-фашисты. Идёт призыв в армию. Призывают всех, кому восемнадцать лет и старше. Ты выглядишь на все восемнадцать. Не перебивай, а послушай. Я много лет дружил с твоим отцом. Вся ваша семья для меня не чужая, вы, все караимы, для меня являетесь родными и близкими. И меня беспокоит положение твоё, особенно