на христианском постулате равенства людей во грехе. Всех нас уравнивает грех.
«Грех-х-х…» – эхом отдалось в голове у Димки. Сладковатая колхозная самогонка вытравила из его головы последние остатки коммунистической морали. Он взял за руку Алену Клеманову и повел ее куда-нибудь подальше от трудового коллектива. А некое озорное змееподобие подмигнуло ему с осины искусительским глазом капитана Копейки…
– Все люди, говорю я вам, грешны в равной мере. От Адама и Евы мы действуем по наущению дьявола, грешим против Отца нашего. Но Он милостив и дает нам право каяться, исправлять ошибки!
Осинник расступился. Лишь редкие стрелы солнца пробивались сквозь лесной сумрак до муаровых мурав. Ева-Аленка прижалась хрупкими лопатками к неохватному стволу секвойи, разбросав тонкие руки, и Адам-Димка впервые заметил, какие они разные – она и он. Его соски были – бледная вяль, ее – перезревшие земляничины…
– Праведное, правовое – это государство, в котором соблюдаются права каждого человека. Право на коллективную собственность там равно праву на частную. А право на общественную деятельность – праву на частную жизнь. Одним словом, только правовое государство дает человеку свободу. Право – Бог!
Красавченко, хлопая глазищами, втихомолку кончила подле Учителя. Петька сорвал лыжную шапку и принялся тереть ею макушку, и без того покрасневшую от умственных усилий. А Димка растроганно трогал черненькие пружинки в промежности Евы-Клемановой…
– Один из вас предаст меня, – вдруг страшно тихо предсказал Сопчук, – а остальные отрекутся.
– Осанна профессору! – выкрикнул тут кто-то из апостолов.
– Виват гласность!
– Ур-р-ра-а-а!!! – заорал спросонок прокуратор.
* * *
– Не пей больше, – тихо попросила Аленка.
– А чё тут пить?
Димка встряхнул бутылку перед глазами. Зеленый первач змеюкой взвинтился под самую затычку – и тут же опал на дно. Ад – рай, рай – ад: они есть. Но разницы между ними нет. Все относительно, доказал Эйнштейн.
– Мне так не нравится, когда ты пьяный…
– А ты тоже выпей.
– Не могу. Ты же знаешь, Дима, я не пью.
– Знаю: мы разные. Ты отличница. А я говно.
Зной в сушилке стоял ровно как в раю, но секвой не было. Были лишь развешанные на просушку вонючие шмотки да разбросанные повсюду сапоги апостолов.
– Тебе нужно просто памятник установить, Алена Клеманова. В смысле – бюст на родине героини.
– Бюст… – закомплексовала было Клеманова. Но тут же исправилась: – Ну какая же я героиня?
– Если б не ты, кто бы дал отлуп Сопчуку?
– Да какой там отлуп… Он ведь задавал свои любимые вопросы – про правовое государство, права человека. Я уверена, ты тоже все это знаешь.
– А я не уверен.
Они сидели на Димкином ватнике, распятом на полу. «Х…р ее знает, как к ней подъехать в этом бардаке», – сомневался будущий