ему не дали какую-то премию.
– Ну почему? Вы же известный поэт! – искренне удивилась я.
– Танечка, пятый пункт!
Возвращаясь домой совсем уже поздно, я почти ни о чём не горевала, ни на что не надеялась, никого не ждала. Знала: нет никого! Книголюбская карусель отвлекла меня и утешила. День за днём, месяц за месяцем.
Сколько же интересного писательского народа прошло тогда и проехало через наше общество любителей книги! Николай Старшинов, Лидия Лебединская, Виктор Потиевский, Владимир Мильков, Коля Дмитриев, Татьяна Бек, Марина Кудимова… Всех и не вспомнишь. Одни приезжали с доброй душой, другие – заработать копейку, третьи – развлечься за счёт провинциальной щедрости. Уезжая, приглашали в Москву: «Звоните! Заходите! Обращайтесь, если что…»
Но я-то знала, что и как, помнила стихи Василия Дмитриевича Фёдорова:
Мой Джек, тебя я не учу,
И ты не будешь приручённым.
Мой милый Джек, я не хочу,
Чтоб слыл ты псом псевдоучёным.
Не рвись в Москву, живи, брат, тут,
Главенствуй в деревенской драке,
Поверь, мой Джек, в Москве живут
Высокомерные собаки.
Никого из столичных визитёров я никогда ни о чём не просила.
Лишь один человек проявил добровольную заботу о моей литературной судьбе. Это Владимир Иванович Мильков, генерал-лейтенант, писатель, автор книг об армии. Он предложил свою помощь в плане моего поступления на Высшие литературные курсы при Литинституте, обещал поговорить с Александром Межировым, руководителем поэтического семинара и прекрасным поэтом. И помог-таки! Свидетельством тому его письма ко мне, опубликованные в моём трёхтомнике. В последнем, от 10 июля 1983 года, говорится: «Могу поздравить Вас, Таня, – после поездки в Грузию, на родину Маяковского, зашел в Литинститут, к проректору ВЛК Н. А. Горбачёву. Вы приняты! С чем и поздравляю! Сердечный привет всем друзьям, с наилучшими пожеланиями Вл. Мильков».
Прочитала письмо и поверила, что счастье бывает на свете. Но сколько несчастья надо было одолеть, чтобы дожить до счастья!
Вспоминаю всё это с изумлением. Нельзя рассказать жизнь, не пережив её заново. Иначе расскажут другие. Но как? Что они знают о не своей боли, о не своей радости?
И как же тут не пошутить: «Играй, играй, рассказывай, Татьяночка, сама!»?
Душа на распутье
Казалось, Василий сделал свой выбор. Иногда он умел принять твёрдое решение. Прожив с ним всю жизнь, изучив, как собственного ребёнка, сегодня думаю: он сделал тогда верный ход, обдуманный. Боль любящей женщины не могла идти в расчёт, когда человек сам о себе говорил: «Прошёл слушок, что я шлюшок!»
Много раньше на нашем письменном столе в Волжском я прочла его черновик: «одна покорностью постыла, другая гордостью мила…» Уже тогда он делал выбор и, судите сами, не в мою пользу. Но не зря же говорится: «Человек предполагает, а Бог располагает!» и «Расскажи Богу о своих планах, и Он над тобой посмеётся».