Находиться вместе они не могли по национальной причине. Если, скажем, играет у нас Синельников – Куняев, заранее глянув в окно, ни за что не войдёт. И наоборот. Но самыми славными были посиделки с Устиновым. Однажды засиделись до такого поздна, что он не успел в главный корпус до закрытия дверей. Не достучался и вернулся к нам. Пришлось на сдвинутых кроватях ночевать втроём, благо, было запасное одеяло.
Утром Валентин хохмил, обращаясь к Куняеву:
– Стас, ты когда-нибудь проводил ночь втроём: двое мужчин и одна женщина?
– Не приходилось, Валёк. А ты? Неужели ночевал?
– Сегодня! С Макеевыми! Ха-ха-ха-ха! Васька лежал посерёдке!
Поэму Устинов дописал и пригласил нас на первую читку, поставив на стол бутылку крепкача. Поэма вышла хорошая – про любовь с восторгом.
Я упрекнула Макеева:
– Эх, Вася! Что же ты отстаёшь? Всего три стишка набегал по лыжне! Валентин довольно похлопал себя по груди, мол, «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!».
В кинозале перед сеансом подошёл к нам знаменитый Пётр Проскурин, обратился к Василию:
– Вась, слышал, Волгоград ваш на бишофите плавает, и его легко достать… У моей жены проблема – ноги сильно болят. Может, поможешь?
– Пётр Лукич, про бишофит я мало что понимаю и доставальщик из меня хреновый, но Татьяна моя постарается. Кстати, Лариска Тараканова, моя однокурсница, тоже просила достать бишофит для своей матери. Вот и порешаем заодно.
Проскурин коснулся моего плеча.
– Таня, я прошу вас.
И я закивала как болванчик, хотя понятия не имела, где и через кого можно достать волшебное снадобье.
– Ну, спасибо, ребята! Я в долгу не останусь. Запишите мой телефон.
Бишофит мы достали, и без больших хлопот – помогли ребята в Союзе писателей. Две бутылки дефицитного лекарства я привезла в Москву уже в апреле, дозвонилась, раздала. Ответно меня одарили толикой столичного дефицита, типа растворимого кофе, индийского чая, финских конфет и бутылки «Токая» – помню, как сейчас.
Пётр Лукич встречу назначил в ЦДЛ, угостил меня, просил обращаться без церемоний, если чего. Было отрадно знать, что ещё один большой писатель готов оказать мне поддержку, но острой необходимости не возникло. Была мечта издаться в «Современнике», но я не посмела просить об этом. Слишком велика разница в услугах. Год спустя до «Современника» я доехала сама, сдала рукопись, получила положительную рецензию, но началась перестройка, и многие издательские планы рухнули в одночасье. В «Советском писателе» моя рукопись зацепилась как-то за подножку уходящего поезда, и вышла книжка «В ожидании грома». Чуть раньше там же вышли мои переводы Мзии Хетагури – «След стёртого слова». А с книжкой курда Карлене Чачани, которую я переводила больше года, случился и вовсе обидный облом. Ведь уже и договор заключила, и в темплане прочла свою позицию, а итог нулевой. Редактор Эдуард Балашов развёл руками:
– Прости, Татьяна! При рыночной экономике всё теперь будет по-другому. Ты бы хоть аванс вытребовала