вошли трое.
В первую минуту я подумала, что это давешние негры прикатили новых постояльцев. Но вскоре увидела гангстерскую рожу одного из мужчин, который также был похож на санитара, как старый негр на целомудренную снегурочку. У меня замерло сердце: вот они люди, о которых говорил профессор Глебов. Это они повинны в том, что я торчу в этом подвале вторые сутки. Один из прибывших – здоровущий детина со зверским шрамом на правой щеке, подошел к лавке номер 23 и указал на мертвую девушку.
– Это она, – сказал он, – сегодня в полночь вы должны забрать ее отсюда.
Стоявший рядом толстый парень в длинном пиджаке утвердительно хмыкнул – заберем кошечку, босс.
– Смотрите, не привезите вместо нее какого-нибудь бомжа, шеф оторвет вам яйца.
Гости ушли. «Сегодня в полночь» беззвучно повторила я. Вот он, мой шанс. Я буду ждать тебя в полночь человек со шрамом, я буду начеку, когда твои бандиты придут за девушкой…
Боже, кажется, я никогда не выберусь отсюда. Ждать надо еще 13 часов. Как пережить это время. А вдруг меня обнаружат санитары, если понадобится срочно готовить «открывалку» для вскрытия…
Но что, однако, случилось с Моникой?
Я закрыла глаза и представила себя лежащей на золотом песке городского пляжа. Осень в этом году теплая, хотя ночами уже прохладно. Утром еще хмурятся тучи, но к обеду можно купаться в заливе. Сегодня воскресенье и не будь я круглой дурой, я могла бы теперь нежиться на пляже под лучами ленивого солнца, потягивая из соломинки апельсиновый сок и отбиваясь от навязчивых ухаживаний местных плейбоев. Расслабившись, я вообразила себя плескающейся в прохладной океанской волне и вдруг услышала слабый протяжный стон со стороны «открывалки». Что это, галлюцинация, наваждение, мираж? Боясь повернуть голову на подозрительные звуки, я зажмурила глаза и, как ребёнок, который верит, что проблема исчезнет, если ее не видно, стала убеждать себя, что все это игры разума, я устала, напряжена и мне просто снится вся эта чертовщина со стонами и мертвецами. Но звуки снова повторились после непродолжительной паузы. Зарывать голову в песок было бессмысленно. Я открыла глаза, борясь с паникой, и заставила себя подняться. Стоны и вздохи, могли означать только одно – воскрес
кто из покойников и скучает в одиночестве в надежде перекинуться со мной словом. Он то, может и скучает, а вот ты, девочка, в напряге и всякая хрень тебе в голову лезет.
Я знала абсолютно точно – кроме меня в морге нет живой души, но решила обследовать каждый уголок морга, включая прозекторскую, где снова наткнулась на поролон, напомнивший человеческое ухо. Сначала он отвлек меня от беспокойных мыслей, но через мгновение послышался все тот же тихий мучительный стон. Неужто пьяные санитары прикатили живого человека. А вдруг это души покойников завели свою заунывную песню и жалуются богу, что так нелепо ушли из жизни? Я слышала, что умершие насильственной смертью, прежде чем покинуть наш бренный мир, жалобно стонут, оплакивая