быть, это ошибка?
И я, гуляя после расставания с матушкой по парку, размышляла уже спокойно, что же теперь делать. Совершенно для себя неожиданно подумала: «Ангел мой, помоги! Ведь я еще не стала поэтом!» Я даже назвала Ангела «зеленоглазеньким», как о нем поет в своей песне Окуджава…
Давно это было, в 70-х годах, а я продолжаю рассказ еще о более далеких, первых летах нашего бытия в восьмиквартирном доме на улице Ардатовской, позже – Неждановой. В квартире напротив жили Поповы: Иван Андреевич и Александра Ивановна с дочерьми Верой и Леной. Это были великие труженики: дом, огород – всегда Поповы рядышком, дружненько, гуськом. Да и другие соседи колготились не меньше. Яблоки родились самые сладкие у Поповых, самая сочная вишня – у нас, а вот цветами славились Тарабрины.
Отец и Иван Андреевич часами рассуждали о привоях и удобрениях, иногда бражничали в саду с устатку. Очень редкая по тому времени отцовская книжка по садоводству, которая из рук в руки переходила по всему дому, долго хранилась в моей библиотеке, а вот где она теперь – не ведаю.
Где теперь песни, которые пел отец в застольях? Витают они, невидимые, над нашим домом, словно птицы, отпущенные на волю, но не умеющие жить без дома. Иногда какая-нибудь из них садится мне на плечо, и я начинаю потихоньку напевать. Это может случиться где угодно, и я знаю: отец поет вместе со мной.
Иногда наши песни подхватывают другие люди. Так было недавно в Лазаревском, где собрались на праздник украинской культуры украинцы, живущие в России. На трапезе, как водится, запели – ох, как же хорошо! И я ничуть не удивилась, когда почувствовала на своем плече певчую птицу. Поклонилась я тогда собравшимся и попросила спеть в память об отце «Дывлюсь я на нэбо». Запели, да так, что слышно было и в Украине! Я знаю об этом потому, что вдруг через несколько дней позвонила из Житне-Гор Валя Редзюк – просто так, по-родственному, позвала в гости, рассказала о житье-бытье. Стало быть, птица та и до Житне-Гор долетела, потому что Валя сказала на прощанье:
– Заспиваемо!
В каждой семье нашего дома росли дети: Вера и Лена Поповы, Толя, Таня, Валя и Гера Тарабрины, Лариса и Женя Якушенко, Саша и Лена Цирикидзе и мы с братом. У нас был общий дом, общий двор, общий сарай, общий сад с общей беседкой, общая скамейка у ворот, где очень любили сумерничать наши общие бабушки.
Мария Гавриловна и Мария Артемовна даже летом носили валенки. Однажды я спросила:
– Что, холодно?
– Холодно, холодно…
– Да ведь жара!
– А нам морозно…
Лавочка эта общая, на которой бабушки сиживали, до сих пор жива, не рассыпалась в пух и прах, только еще больше притулилась к забору. Теперь она пустует.
Школа тоже была одна на всех – 14-я, лишь Лена и Вера Поповы учились в 53-й. Может, оттого, что держались по этой причине особняком, они были, не в пример остальным, круглыми отличницами, а Вера даже стала лауреатом Государственной премии России. Это было в последний год правления Ельцина,