сапожки молодые!
И очи, полные тепла…
И голос вкусный:
– Мавродиев,
я псину Мальчика нашла!
Поверив в сытные недели,
я в неге под столом уснул.
Недолго был я в «Колыбели»,
едва до «Полдня» дотянул.
Опять бездомные рассветы…
Печаль, вернулась ты назад,
оставив «Солнечные меты».
О, как далек «Отцовский сад»!..
Бреду в людском столпотворенье,
не греет душу ничего.
Я стал строкой стихотворенья,
но не сытнее от того…
Кому она сегодня машет
среди огня крещенских стуж?
Я догадался… – я ведь Мальчик,
а нужен, видимо, и муж…
Хозяйка! Чудное мгновенье
накрыла снова чья-то тень…
О, дай мне, Боже, вдохновенья –
Не околеть в Татьянин день…
Жизнь Мавродиевых, этой славной доброй семьи, дорога мне по-настоящему, словно своя. Дружба наша длится уже сорок лет – и ровно столько времени двери их дома открыты для меня денно и нощно. Иногда мне даже кажется, что мои родители, уходя, упросили Галю и Володю присматривать за мной. И что самое удивительное: я почитаю моих друзей как старших, хотя все мы послевоенные сверстники.
Однажды мой старый отец летал во Владивосток, благо проезд был льготный, персонально-пенсионный. Вернулся то ли усталый, то ли удрученный.
– Пап, случилось там что? – спрашивала я.
– Да нет, все хорошо…
Но я не отставала, и отец признался:
– Я ведь отец, я приехал к сыну, а сноха продолжала на работу ходить.
– И что?
– Так надо было ей отпуск взять, отец ведь приехал! Надо было за мной поухаживать…
О, эти стариковские обиды! Почему они так непонятны молодым? И так дороги теперь, когда стариков уже нет. Видно, правду говорят: сердце в человеке прибывает с годами…
В последний раз брат приезжал в Волгоград незадолго до смерти отца. Как будто зная о том, что больше не увидятся, они почти всю ночь проговорили на кухне. Мне тоже не спалось, и чуть свет я отправилась варить кофе:
– Что, еще не наговорились?
– А ты вникни, у меня аж свит в очах помутився, – во взволнованном голосе отца больше обычного прослушивалась украинская мова, – так ведь не можно!
– Да о чем ты, пап?
– О том, – это уже Виктор, – что надоела вся эта трескотня вокруг про великое будущее, а еще больше – брехня про прошлое! А когда жить будем?
– Брехня? Я воевал, я вас родил – это брехня?
– Да не о том я, что ты в самом-то деле! Я о другом: почему кому-то все время надо, чтобы люди жили плохо – и в прошлом, и теперь? Ну почему?
– Это неправда!
– Правда, правда… Да ты, батя, не расстраивайся, может, и будет когда-нибудь все нормально у нас, не так, как раньше.
– Раньше? Да что ты знаешь про раньше? Книжек начитался? Что делается, а? Ведь так никакой дисциплины жизни не будет, если подрубать