пусть дом-то делят без меня-то…
Я долго не могла уснуть в ту ночь, глядя на мелькающие за окном автобуса далекие и близкие огни. Как это страшно – потерять дом! Что у нее случилось, у этой странницы поневоле? Про детей говорила… Выгнали, что ли, мать из дома? Или сама ушла в сердечном сокрушении? Я вспомнила, как в особенно тяжкое время жизни вознамеривалась уйти куда глаза глядят… Идти, пока хватит сил, а потом свалиться где-нибудь в лесу, подальше от людских глаз, да и умереть. Искушение мучило и мучило меня, пока я не сказала себе: «Надо все начинать сначала, все…» И вроде по-прежнему пошла жизнь, только – с Богом. И, может быть, я свой дом уберегла…
Господь посылает нам нечаянные радости. Иной думает: за что? А надо просто благодарить Бога в сердце своем, ибо только жизнь сердца человеческого важна Господу: ко спасению она или к вечной погибели? Господь поможет, только бы сердце было Ему открыто.
Как-то зимой мы были в Сергиевом Посаде, молились вначале в Богородичном храме, где покоятся мощи московских святителей, потом у раки с мощами Первоигумена Земли Русской Сергия Радонежского, а вечером – в Надвратной церкви Иоанна Предтечи. Ночевать в лавре паломникам негде, разве что на полу в трапезной, но там уже расположились другие гости. Поздно было искать приюта и в городе, и мы попросились в храм Петра и Павла: всего на одну ночь! Голубой, с золотыми куполами, храм очень нам понравился, утром мы ставили там свечи, соборовались.
Мужчины остались ночевать в автобусе, а женщин настоятель храма архимандрит Герман (Чесноков) самолично отвел в церковное общежитие, где жили послушники и одинокие странствующие.
– Поди, не заморозитесь, – сказал священник и добродушно рассмеялся. Действительно, не заморозимся: в доме топились печи! Стали размещаться, все, слава Богу, устроились, но для Ирины и меня кроватей не оказалось. Не было и постелей, чтобы лечь на полу, только наши тонкие дорожные одеяла. И тогда настоятель показал на здание надворной часовни:
– Идите туда, на диванчики.
Ночевать в часовне! Мы с радостью подхватили свою нехитрую поклажу и через минуту уже стояли в полутемном, освещенном лишь лампадой и одинокой свечой, намоленном пространстве. Намоленность всегда чувствуется в старых церквах, где долгими годами, поколение за поколением, люди возносят молитвы.
У иконы Спасителя стояла монахиня и молилась. Она не обернулась на шум затворяемой двери, и мы, потихоньку оглядываясь вокруг, увидели два небольших дивана с горой ковровых дорожек и одеял: вот и наши постели. Но сна не было, стали про себя вычитывать вечернее правило, а потом Ирина шепнула, указывая на большую книгу на аналое перед монахиней:
– Неусыпаемую Псалтырь читает!
Да, звучали псалмы, круглосуточное чтение которых не должно прерываться ни на минуту. Не сговариваясь, мы написали поминальные записки и с поклоном положили их на столик рядом с чтицей. Теперь и наших ближних будут здесь поминать до скончания земного времени.
В нетопленой часовне было холодно, мы никак не могли согреться под одеялами и коврами, а монахиня в легком черном одеянии все читала и читала… Ирина не выдержала, подошла,