посол.
– Целуй крест у своего попа! – потребовали полковники.
Пришлось послу целовать крест.
– Недоверие не есть лучший способ переговоров, – сказал с обидой пан Смяровский и поглядел на Хмельницкого, ища опоры, но тот подлил масла в огонь.
– Даже самые искренние речи не заставят меня прекратить войны, покуда Конецпольский и князь Иеремия Вишневецкий не дадут мне и всему народу украинскому удовлетворения.
– Во как! – хлопнул ладонью о ладонь, заулыбался во все лицо доверчивый, верный гетману Данила Нечай.
У посла были крепкие нервы.
– Видимо, переговоры, чтобы они имели успех, надо вести по пунктам. Не начать ли нам с вопроса о всеобщей амнистии для казаков, мещан и прочего народа Украины?..
8
Всего один день понадобился на разговоры за столом. Наутро собралась рада.
Близкие к Хмельницкому казаки кричали с высокого помоста угодное старшине, а Данила Нечай так сказал:
– По мне – недоброе дело мы делаем. Простояли подо Львовом, простояли под Замостьем, только время упустили. Чтоб Украина свободу получила навечно, нужно было идти на Варшаву. Сполна отплатить панам за все их зло! И теперь еще не поздно. Посол нынешний пришел с изменой, печать на его грамоте фальшивая.
Часть казаков зашумела, поддерживая Нечая, но последним говорил гетман Богдан Хмельницкий. Речь его была короткой:
– Как предки мои самоотверженно и с пролитием крови служили королям польским, так и я, не изменяя им, с подчиненным мне, – глаза сверкнули бешено, – мне! – и еще раз обвел орлиным взором поле, поросшее казачьими головами, не поленился в третий раз повторить: – С подчиненным мне рыцарством хочу верно служить его величеству королю, моему милостивому государю и Речи Посполитой и по приказу его королевского величества сейчас же отступлю с войском на Украину!
– Пусть печати покажут! Пусть покажут письмо! – закричали люди Кривоноса, но голоса их заглушил рев всеобщего одобрения и залпы пушечного салюта.
Посла повели на торжественный обед.
В светлых залах второго этажа на белоснежных скатертях сверкала фарфоровая и серебряная посуда.
Богдан Хмельницкий первый кубок осушил за здоровье короля, и тотчас снова грянули пушки.
Под залпы гетман взял пана Смяровского под локоть и подвел к окну.
Как борода роящихся пчел, густо и словно бы привольно, но подчиненная своим особым силам, текла за горизонт орда.
Не отпуская локтя посла, Хмельницкий провел его на противоположную сторону залы. Дал знак отодвинуть шторы: окруженная кавалерийскими заслонами, скрипя огромными колесами, медленно-медленно уходила из-под Замостья казачья артиллерия.
– Браво! – воскликнул пан Смяровский и, состязаясь с гетманом в благородстве, прямо из-за стола отправил к королю архиепископа Гнезенского с доброй вестью о мире.
9
Правый сапог сошел с ноги легко, а левый не снимался.
– Крепкий, дьявол! – покрутил Богдан тяжелой