то может продолжить свой монолог. – Ну, здравствуй. Вот мы и встретились. Помнишь ту осень? Баба Шура умерла, а Сытов решил, что ей было что прятать. Он рыл землю, как бешеный пес, потом он погнался за кем-то, он верил, что поймает удачу за хвост. Он говорил: «Я фартовый, бэби!» Меня убили тогда, а он убежал. Ну, здравствуй! Спроси меня, простила ли я? Не знаю. Мне кажется, что простила. Мне кажется, что простила! Только, наверное – нет, раз Богу было угодно пригнать меня снова сюда, упереть носом в эту избушку и заставить с тобой разговаривать. Наверное, нет! Что ты на это скажешь? Что раз все так случилось, мне надо зайти в этот дом, все заново пережить, подумать, и сбросить с себя этот груз, а сбросить, значит – простить?! Хорошо, я зайду. Я пробуду там до утра. Ведь Роберту уже не помочь.
Катерина как зомби подошла к покосившейся двери. Надежда, что дверь будет заперта, оказалась напрасной. Дверь отворилась бесшумно, будто была свежесмазанной. Катерина шагнула в темные, тесные сени.
Там, пригнувшись в низком дверном проеме, стоял... Сытов. Темень была не помеха, чтобы разглядеть в его глазах ужас.
– Ну, здравствуй, – сказала Катя.
Глава вторая
«Да если б не было печали,
печаль бы черти накачали,
они бы так на нас напали,
что мы отбились бы едва ли».
– Не подходи! – заорал Сытов не своим голосом. – Не подходи, чума проклятая!
Голос был не его, да и выразился бы в прежние времена он по-другому.
Сытов сделал шаг назад, в тесную комнатушку.
Наверное, нужно было развернуться и снова попытаться удрать, но Катерина вдруг свято уверовала, что все, что происходит этой ночью, срежиссировано всевышней рукой.
Она шагнула за Сытовым в комнату.
– Не подходи! – Он наткнулся на железную кровать, упал на нее и совершенно по-детски замахал перед собой руками, словно отгоняя видение.
– Никита...
– Сгинь, нечисть! Не по мою душу... – Внезапно в руке у Сытова появился пистолет. Вернее, в темноте Катерина, конечно, не разглядела, что именно выхватил он из-под подушки, но она была твердо уверена – так держат только оружие.
– Ты хочешь убить меня еще раз, Никита? – засмеялась Катя. Ей действительно стало вдруг весело.
– Привидения должны знать имена тех, с кем общаются!
– Что ты имеешь в виду?
– Меня зовут не Никита!
– Черт!
– Не поминай всуе...
– Черт!
– Изыди...
Этот тип не блистал интеллектом. Этот тип был не Сытов. Этот тип мог запросто убить ее второй раз.
Всевышняя рука пошутила или ошиблась. Скорее всего, пошутила. И этот разговор с дубом, то есть с кленом, из трагического и судьбоносного, стал фарсом.
Все стало фарсом.
– Не стреляйте, пожалуйста! – жалобно попросила Катя того, кто не мог быть Сытовым: уж очень простецки он выражал свои нехитрые мысли.
– Сгинь!
– Не бойтесь, я живой