по лошадям.
– В Чернигов тебе надо податься. В свадебное путешествие, – шутливо наставляет его Лёнч. – Вот женишься на Зинке, запряжёшь лошадей, накинете поводок на свиноматку и в путь!
– Лёнч, – осадил его Кирилл, – ты уже достал своими глупыми шутками.
Но двухметровый прыгун только досадливо отмахнулся от него, словно от двукрылого кровососущего.
– Послушай, Конотоп, – не унимается он. – А чё тогда не на суржике балакаешь?
– Так я ж не хохол, – рассмеялся Степан. – Мой прапрадед – боснийский серб. Чтобы понятней было: боснийцы – это те же сербы, только мусульмане. Ну, так же, как хорваты – это сербы-католики.
– Погоди, а сами сербы кто? – не понял Лёнч.
– Православные они, – просветил его я.
– Так, – подтвердил каптёр. – Мой прапрадед мальчишкой воевал в последнюю турецкую в составе Османской армии. Попал в плен к русским солдатам. Пожалели его видать, совсем ещё юнца, не закололи штыком. Был интернирован, потом освобождён. Остался в России. Обрусел. Крестился. Женился на мологжанке, выводок детишек завёл. Так Чевапчичи несколько поколений жили в Мологе, пока не затопили её Рыбинским водохранилищем. Дед мой в Ярославль подался, на шинный завод устроился. Но война всё смешала. Дед ушёл добровольцем, а бабку мою с малолетним отцом и ещё тремя детьми отправили в эвакуацию. Баржой до Сызрани, потом эшелоном в Башкирию. Так уж сложилось, что один из сослуживцев деда был Конотопским. Сдружились они с дедом. Шибко сдружились. Переживал он очень гибель моего деда. Поклялся тому, тяжелораненому, найти его семью и позаботиться о нас. Долго искал. Обивал пороги. Рыл архивы. Писал запросы. Разыскал он бабку мою только в 1954-м. Отцу моему тогда пятнадцать лет было. Позвал к себе на Сумщину. Я уже там родился. Хороший он человек оказался, Софрон Аркадьевич. Дед он мне. Не по крови, так по факту.
Глава 3. Назвался гвоздём – забейся!
Полковник Крыжопый Селиван Маркович оказался усталым усатым мужчиной с животом навыкате. С шелковистой залысиной и аккуратно подстриженным и уложенным подлеском. С кантиком, как говорят в армии, пусть и по другому поводу.
– Сначала у человека растут волосы, – шепчу я в ухо Ма́зуту, ближайшему в шеренге, – а потом начинают расти вылысы.
Кирка скрючился и, икая, передал шутку дальше по строю. То есть – Лёнчу. Тот расплылся в улыбке опытного плутоватого кота, заполучившего на халяву жирную рыбёшку.
– Отставить разговорчики, – прошептал майор.
Полковник Крыжопый не обращал никакого внимания ни на нас, ни на майора, ни на отдраенный по случаю пол, ни на тупящего на отливе голубя. Он смотрел в окно. Поверх голубя. И, вероятно, поверх всей материальной вселенной. В белёсые сферы над лесом антенн. В душе полковника потихоньку воцарялся мир. Накануне он отразил субботний ответный визит дружбанов-полковников из Генерального штаба. Персонально употребил около литра водки, если не считать пива, которого было с избытком. С утра он принял стакан рассола. Улучшение настроения было неизбежным. Осталось только дождаться