Просто Светлана – ее настоящее имя, Стефанией она стала уже в эмиграции, а Голубчик ведь знал ее еще в СССР…
Мы миновали зону отдыха, вышли на тихую площадку и остановились у самых перил. Луна уже взошла и висела посреди раскинувшегося над рекой неба, обливая белый корабль серебристым светом. С берега доносились запахи влажной хвои, молодой листвы, напоенной дождем земли. И то ли от этого живительного аромата, то ли от неожиданно обрушившейся на нас тишины весенней ночи кружилась голова.
– А хорошо, что я сначала ошиблась и ты оказался всего лишь мажором, – сказала я.
– Почему мажор? Я не понимаю… Это в музыке – мажор, минор, – привычно растерялся он.
Я расхохоталась, откинув голову и поводя плечами, как это делала Стефания в ресторане. Кажется, подобный трюк производит на мужчин впечатление. Глаза Эда в мигании разноцветных огней, украшавших теплоход, становились то нежно-карими, то пронзительно-зелеными. До чего же он все-таки смазливенький, хорошо, что не содержанка богатенькой мадам.
– Ну да, так и есть. Ты мажор, а я минор.
Он ухватился обеими руками за перила, искоса глядя на меня. Кажется, я всей кожей ощущала его волнение, но на выручку прийти не спешила, стояла рядом, притихшая, чуть касаясь его плеча, смотрела вперед, на серебрящуюся в темной воде лунную дорожку, исподволь наблюдая за ним.
– Так красиво, – выговорил он наконец. – Ночь… Луна…
– Какая ночь! Я не могу… Не спится мне. Такая лунность! – поддразнивая, отозвалась я.
– Стихи? – переспросил он.
– А что ты удивляешься? – с вызовом вздернула подбородок я. – Или думал, я совсем темная?
– Я русскую поэзию не очень хорошо знаю…
– А зря, – заявила я. – Мог бы выпендриться перед дамой в романтической обстановке. А так придется выкручиваться как умеешь. Давай, не стесняйся, начинай про звезды чего-нибудь тереть.
– Звезды тереть? – уставился на меня Эд.
Кажется, пора брать ситуацию в свои руки, иначе этот невинный агнец так и будет хлопать глазами и томно вздыхать. Я выпрямилась, шагнула ближе, быстро взглянула на него снизу вверх и, вскинув руку, провела пальцем по его высокой скуле, будто стирая несуществующую соринку. Сердце отчего-то сбилось с ритма, пропустило удар, а затем подскочило и заколотилось о ребра. Захотелось, чтобы он обнял меня, притянул к себе, захотелось ощутить прикосновение его волос к лицу, вдохнуть их запах.
Руки Эда, по-мальчишески неловкие, непослушные, стиснули мои плечи, и какая-то теплая волна захлестнула тело, лишая воли. И голова закружилась от его запаха – свежего, чуть пряного, смешавшегося с ароматом речного ветра. Я приподнялась на носки, потянулась к нему, губы его легко дотронулись до виска – кожу обожгло горячим дыханием, спустились ниже и почти коснулись моего рта.
И вдруг он разжал руки, отступил на шаг, глядя куда-то поверх моего плеча. Ничего не понимая, с трудом возвращаясь в реальность, я дернулась назад. В нескольких шагах от нас безмолвно, словно застывшая статуя богини мщения, стояла Стефания.
–