мир, как ребёнок, проснулся.
Нет больше спячки и лени.
В тёмной берлоге сегодня медведь повернулся
С правого бока на левый.
Солнцеворот!
До чего ж хорошо на пригорках!
Солнце на лето пошло, а зима – на мороз.
Всюду – веселье. С полатей, кряхтя, лежебока
Слез, через фортку на улицу высунул нос.
Солнцеворот!
По селениям Волги и Дона
Радость вошла снова в каждую хату и дом…
День этот звался по-старому днём Спиридона.
Был весельчак тот безвестный мужик Спиридон.
Был работящ он, в труде хлеборобском прилежен,
Парень крестьянской закваски, широкой кости.
С ворогом злым – беспощаден,
с детишками – нежен,
По вечерам на гулянье у девок в чести.
Солнцеворот!
Сколько вёсен и зим пролетело!
Вьюги бесились, и землю сжигал суховей…
Славлю вас, ныне влюблённых в крестьянское дело,
Тысячи Спирек великой России моей.
Солнцеворот!
Пусть медвежья не кончилась спячка,
Сиверко жмёт, и лицо на морозе горит, —
Не за горами весны посевная горячка,
Не за горами – так нынешний день говорит!
Отец
Танки, пехота и конники…
Вижу отца в кинохронике:
Он на подножке ЗИСа.
Прусские небеса
Дымом пожарища застит.
Сплюнул цигарку, мотор заурчал —
Видно, команду комбат прокричал…
Бейся, отец мой, и здравствуй!
Ты на фашистское логово,
Ну-ка, братва, навались!..
Знаю теперь я, как дорого
Все эти версты дались…
Ты не убит. Ты вернулся живой.
И впереди день рождения мой!
Помню из детства: ты ночью кричал,
Днём замыкался в себе и молчал…
И о поре той суровой
С дочерью светлоголовой
Нынче я хронику, батя, смотрю,
Вижу тебя и с тобой говорю
О войне…
О гараже тоскуя, о дороге,
О стареньком своём грузовике,
Он умер дома, сидя на пороге
С потухшей папиросою в руке.
Когда его из дома выносили,
То по обряду, что священ и прост,
Как женщины, машины голосили,
Сопровождая друга на погост…
Рядом в тот миг последний
Не было нас, прости.
Со Сталинграда таился
В теле твоём свинец.
И не преклонным старцем —
Шестидесяти шести
От роду лет шагнул ты
В небытие, отец.
Труженик и безбожник,
Веруя в белый свет,
Знал ты на белом свете
Трудности лишь одни.
Но и война не оставила
На сердце злобы, нет.
В мирные дни носил ты
Пряники для ребятни.
Пряников этих помню
Сахарную глазурь.
Щёки твои небриты,
Только